Онлайн книга «Заговор богов»
|
Он уснул, уронив справочник, и во сне упорно боролся с гномами подземелья, отгоняя их струей из шланга. – Раковский… – трясла его за плечо Криста. – Ты проспал всё на свете – завтрак, обед, дозаправку на Мадейре. Как ты можешь столько спать? – Сколько хочу, столько и могу… – Анджей решительно отказывался просыпаться. – Отстань… – Мы скоро прилетим, вставай, – она продолжала его трясти. – Самолет снижается… Ой, боги… Раковский, мы, кажется, падаем в океан… – Всплывем, – пробормотал он. – У тебя плавучесть положительная? – Положительная… Но летаю плохо… Он открыл один глаз. Криста подалась к иллюминатору, вытянув красивую шейку. Справа от нее мулатка с каторжными цепями в ушах что-то выговаривала непоседливому малышу. Вероятно, напоминала о древней красивой традиции в мексиканском воздушном флоте: сбрасывать непослушных детей за борт. Он чмокнул Кристу в изогнутую шею и начал стремительно засыпать. – Просыпайся, – она трясла его как грушу. – Теперь мы точно падаем… А скажи, Раковский, куда мы поедем в Мексике? – Не скажу, – он открыл глаза. Самолет действительно снижался. Уши заложило. Голос девушки куда-то пропадал, делался неразборчивым. И вдруг приблизился, она проорала ему в ухо: – Мы с тобой самоубийцы, Раковский! Знаешь, что рассказала мне Лючия (видимо, соседка справа)? Город, в который мы летим, со всех сторон окружен действующими вулканами! Иногда они просыпаются! Двадцать с лишним лет назад в Мехико было землетрясение, от которого в городе камня на камне не осталось! Этот город стоит на почвенной подушке! А подушка плавает по подземному озеру! – По болоту, – буркнул Анджей. – Как Санкт-Петербург в России. В справочнике значилось, что над городом возвышаются два действующих вулкана: Попокатепетль и Истаксиуатль («Курящий мужчина» и «Спящая женщина»). Временами просыпаются и дают прикурить – и куда уж там революциям и восстаниям… Самолет заходил на посадку – с юга. Зеленые поля, скученные коробочки пригородов. Вулканов не видно, над городом висела дымка. Посадочная полоса выросла из ниоткуда: колеса плавно коснулись бетона, легкий толчок… Таможенник долго не терзал. Профессор так профессор. – А вы? – с любопытством посмотрел он на Кристу. – Ассистент, офисияль, – объяснил Анджей и добавил по-польски: – Подай то, унеси это, ступай на… – Of сourse, – согласился таможенник и протянул документы. – Счастливого пребывания в нашей стране, господа. Надеюсь, вам здесь понравится. – Хорошо, я запомню, – сквозь зубы пробормотала Криста. Это был не город, а плавильная печь. Дышать было нечем. Их выплеснуло с толпой на привокзальную площадь. Такой людской массы он не видел даже в Каире. Гудели машины, толкались люди, одетые вполне по-европейски, – метисы, смуглые индейцы, белые, черные. Вавилонское смешение языков. Знакомые слова путались с напевной мелодичной абракадаброй. – Ты не полиглот? – на всякий случай поинтересовался Анджей. – Все-таки испанский язык – это не какое-нибудь банту. Полмира говорит на испанском. – Нет, – огрызнулась Криста. – Моя память перегружена. Если в нее вложить еще и испанский, я просто сдвинусь по фазе. Из людского потока выкрутился плотный колобок с улыбкой до ушей, в парусиновой жилетке, бейсболке, развернутой козырьком вправо, и с воплем: «Уау, полако, полако!» – набросился на них, как Микеланджело на мраморную глыбу. Они тревожно переглянулись. Возможно, этот парень слышал, как они переговаривались по-польски. – Этот прохиндей от нас чего-то хочет, – задумчиво пробормотала Криста. – Думаешь, подставная фигура? Хитрюга, конечно, но на вид вполне симпатичный. Посмотри, какие располагающие ямочки на щеках. – Это ноздри, – возразил Анджей. Толстячок затрясся в добродушном хохоте и вдруг сказал по-польски, хотя и с акцентом: – Про ноздри – это ты молодец. Такси нужно, ребята? Я же вижу, нужно. Пошли, пошли, машина рядом. Довезу, оглянуться не успеете… – Ба… – разинув рты, они переглянулись. А этот торопыга уже тянул у них из рук полупустые сумки, втискивался в толпу. – Не бойтесь, – бормотал, работая локтями. – Филиппе не обманщик, не жулик, не мафия. Довезу куда надо, останетесь довольны. Эх, любил когда-то Польшу, – он радостно подмигивал. Пикнула сигнализация, водитель бросил сумки в багажник подержанной «Короллы» с шашечками, хлопнул крышкой и победно оглядел клиентов: попались, голубчики. – Тебя зовут Филиппе? – Анджей покосился по сторонам – не сужается ли кольцо врагов. – Филиппе, – радостно подтвердил колобок. – Но не Кальдероне. – А кто такой Кальдероне? – потянула за рукав Криста. – Президент Мексики, – буркнул Анджей. – Об этом знают даже безграмотные художники и профессора мировых академий живописи. – Подумаешь, – она сложила губки бантиком. – Президента Праги… тьфу, Чехии я тоже не знаю. Объясни, мне это нужно для работы? И снова попался лихач. Вырулил с обросшей королевскими пальмами стоянки, пристроился на крайнюю левую полосу и погнал. Великолепная автострада вела в столицу Мексики. Водитель был предельно неуравновешен. Пассажиры хмуро молчали, а он энергично жестикулировал, подпрыгивал, болтал. О том, как много лет назад в Мексику из-под Кракова приехала его бабка – Диана Глинка, вышла замуж за местного сталевара, родила чернявого Аугусто, который впоследствии стал папой Филиппе. Именно бабка научила Филиппе польскому языку и даже сумела привить неуловимую ностальгию по местам, где он ни разу не был. Можете представить? Он даже знал, где на карте мира находится Польша! – Жизнь была суматошная, – повествовал Филиппе, яростно орудуя баранкой. – Мать с отцом развелись, мать уехала в Калифорнию на крыше грузового вагона, хотела и меня с собой, да не вышло. Да бес с ней, Калифорнией. Если руки золотые, какая разница, откуда они растут? Работал плотником на асьенде у ранчерос Альберто Олонзо, развозил по деревням «траго» – выпивку для бедняков, перебрался в город из провинции Монтеррей, работал автослесарем, развозил мебель, теперь вот таксистом… Город подрастал на глазах. Растворились коробочки пригородов. Проплыл красивый парк, изобилующий роскошными эвкалиптами и тропической акацией. Появлялись изящные особняки, вычурные таунхаусы с забитыми парковками. Справа замаячил оригинальный архитектурный комплекс из нескольких десятков зданий, украшенных росписями и мозаикой. – Мексиканский национальный университет, – пояснил Филиппе. – Храм науки и искусства. Двести гектаров полезной площади. Сам Сикейрос – гигант мексиканского мурализма – расписывал ректорат. Самый крупный студенческий центр Мексики… Движение замедлялось, поток машин делался плотнее. Подрастали здания, образуя многоэтажные архитектурные ансамбли. Строения из стекла и бетона чередовались старинными постройками в колониальном стиле. Первые этажи – цветущий капитализм: рестораны, салоны, магазины, толпы людей на тротуарах. Погода как в Каире: жарища несусветная, давка, суета, ароматы автомобильных выхлопов… |