Книга Украденные воспоминания, страница 17 – Екатерина Островская

Света была заядлой автомобилисткой, до замужества даже в раллийных гонках участвовала.

— А вчера мистера Хейза встретила. Машину паркую во дворе, вышла уже, а рядом «девятка» неприметная. Мимо прошла, но показалось, что вроде лицо знакомое мелькнуло. Обернулась, смотрю — начальник нашей службы безопасности. В тех же самых солнечных очках, что он носил постоянно. «Рейебен»-авиатор, помнишь?

— Помню, — ответила Наташа, после известия о смерти Грановского не понимавшая, при чем тут чьи-то очки.

— Я его спрашиваю, как дела. По-английски, разумеется. А мистер Хейз на чистом русском отвечает: «Вы, девушка, ошиблись. Я в этом доме живу, сейчас жена выйдет». Только я-то вижу, что это он, и меня тоже узнал. А главное, нет в нашем доме ни у кого такой «девятки», я ж все машины во дворе знаю… Зачем врал? И зачем раньше всех уверял, что по-русски не понимает?

Томина замолчала, а потом из трубки донесся вздох. И снова наступило молчание.

— Света, не переживай, подожди немного, — постаралась утешить ее Наташа. — Мы с мистером Хадсоном тоже не сидим на месте, стараемся как-то помочь, облегчить вашу участь. Крепитесь — все будет хорошо.

— Вам-то наверняка хорошо и сейчас, а нам-то всем каково! У меня сына в школе другие дети уже спрашивают: «А правда, что твою маму в тюрьму посадили?» Мальчик и сам переживает, а ему восемь лет всего. Каждое утро просыпается и бежит меня обнимать. «Мамочка, ты здесь?» — кричит. Как представлю, что меня посадят, а когда выйду, он уже школу заканчивать будет… Я ему уже совсем чужой стану!

Света заплакала.

— За что вас всех сажать? — попыталась успокоить бывшую коллегу Наташа. — Вы же лично противозаконного не делали, ни у кого из вас не было права финансовой подписи, вы исполнители, ваше дело бумажки перекладывать…

— Тебе хорошо там такой отважной быть, а каково нам здесь, ты подумала?

И тут же в трубке пошли гудки.

Настроение было испорчено.

— Я вообще-то к японской кухне абсолютно равнодушна, — как ни в чем не бывало продолжала бывшая Зина. — И потом пусть этими палочками сами японцы ковыряются где хотят. Мне шашлыки больше нравятся. И почему американцам не пришло в голову открыть на Манхэттене самую дорогую в мире шашлычную?

Возле универмага «Генри Бендель» на Пятой авеню Джон остановил машину, сказав, что сумочку лучше подыскать здесь. «Генри Бендель» серьезный бренд, все-таки универмагу уже сто двадцать лет, и с каждым годом он становится все популярнее. Здесь хотя и дороже, чем в других магазинах, зато качество не подвергается никакому сомнению.

Мистер Хадсон сам предложил ей отправиться по магазинам, чтобы развеяться. И не только для этого. Он решил купить супруге нечто особенное, в чем та встречала бы гостей. А сумочка, разумеется, только предлог, чтобы затащить ее в ювелирный салон «Генри Бенделя» — не станет его жена встречать гостей в собственном доме с сумочкой через плечо.

Наташа позвонила ему, желая рассказать о звонке Томиной, но оказалось, что Хадсон уже знает о смерти Грановского, просто не сообщал — не хотел расстраивать. Тогда Джон и сказал, что надо подобрать Наташе что-нибудь из одежды для вечеринки. И про сумочку.

Но в универмаге повел ее не к отделу аксессуаров, а в ювелирный салон. Там сияли светильники, вероятно для того, чтобы драгоценные камни на украшениях сверкали еще ярче и переливались всеми возможными цветами. В салоне было пусто, у витрины стоял лишь один человек и беседовал с продавщицей. Мужчина был высок ростом и опирался на трость.

— Что-нибудь стоимостью около трех тысяч, — произнес покупатель в тот момент, когда Наташа проходила мимо.

К ним подошла другая продавщица, мулатка, и принялась разглядывать мистера Хадсона. Затем поинтересовалась:

— Что вы хотите приобрести?

Джон обернулся к Наташе, усмехнулся и произнес по-русски:

— Полкило колбасы.

— Работники наших салонов издеваются более изысканно, — ответила Наташа. — Они спрашивают мужчин: «Вы ищете подарок для любимой женщины или для жены?»

Услышав незнакомую речь, продавщица напряглась: возможно, ей повезло, и в салон забрели русские? Не эмигранты, а самые настоящие, о расточительности которых сообщают в телевизионных новостях и пишут в газетах.

— Вы из России? — с надеждой спросила мулатка.

— Да, — кивнула Наташа.

— Мы из Асбери-парка, — сказал Джон.

И оба рассмеялись.

Мужчина с тростью обернулся на их смех.

— Вы скажите конкретно, что вас интересует, — обратилась к нему обслуживающая его продавщица.

А мулатка вздохнула:

— Вон тот инвалид сам не знает, чего хочет. Сказал бы сразу, что денег нет, я бы посоветовала поехать в Гарлем: там на каждом углу ему предложат полукилограммовую цепь за тысячу или пятикаратный бриллиант за девятьсот девяносто девять баксов.

Высокий покупатель, опираясь на трость, похромал к стеллажу, за стеклом которого сверкали сапфиры и изумруды. Остановился рядом с Наташей, потом посмотрел на Джона и поздоровался:

— Добрый день.

Мистер Хадсон кивнул в ответ и спросил:

— Для девушки подарок ищете?

— Если бы… — усмехнулся мужчина. — Нет, для мамы — ей пятьдесят пять через неделю исполняется. Хочется подарить что-нибудь эдакое, а на военную пенсию не разгуляешься.

— А страховка по ранению? — спросил Джон.

— Я возмещения два года ждал, да и страховка не шибко, чтобы… По кредитам рассчитался, квартирку в Вест-Сайде снимаю, это тоже недешево. Хорошо, что не женат, а то…

— Не женат — это плохо, — возразила Наташа. — Неужели трудно найти девушку, которая полюбила бы героя?

— Было бы не трудно, давно бы встретил. Только догнать ее с палочкой все равно не смог бы.

Джон кивнул, посмотрел на трость и, протянув руку, представился:

— Джон Хадсон.

— Майор Хендерсен, — произнес мужчина, отвечая на рукопожатие.

— А я — Наташа. Сейчас мы что-нибудь подыщем вашей маме.

Джон обернулся к продавщицам:

— Отдыхайте, девушки, мы как-нибудь сами.

Втроем стали рассматривать сережки, так как новый знакомый решил подарить маме именно их.

— Мне нравятся вот эти, — показала Наташа, — с изумрудами.

— Мне тоже. А вот моему кошельку — нет, — вздохнул мистер Хендерсен.

— Вы где служили? — спросил Джон.

— Сначала в палубной авиации, потом год в Афганистане. Перед самым отпуском сбили. Успел катапультироваться, но это произошло над горами, приземление было неудачным, сломал ногу. Трое суток выбирался, пока меня вертолет не обнаружил. Думал, вернусь в строй, однако кость плохо срослась… Надеялся, что оставят в наземной службе, но уволили подчистую. Хотел устроиться в главный штаб ВВС или в военную разведку — не берут. Знаю четыре языка: немецкий, испанский, арабский и русский…