Онлайн книга «Голос ангела»
|
В половине восьмого пасечник, прятавшийся в кустах, услышал треск лодочного мотора. Землекопы засобирались. Когда Лукин и его люди ушли и моторка вновь затарахтела, увозя землекопов в город, пасечник с топором в руках выбрался из густых зарослей и неторопливо направился к одной из ям. Он шел, широко ступая, так, как идет хозяин по земле, которая по праву и по закону принадлежит лишь ему и никому другому, уверенный в том, что никто во всем мире не может посягать на его владения без его ведома. Пасечник долго стоял на краю широкой и глубокой, как могила на три гроба, ямы. Он смотрел в черную глубину ярко-синими глазами и при этом по-детски искренне улыбался. Ветер шевелил седые курчавые волосы. – Выродки! – прошептал пасечник, толкая ногой ком черной земли в яму. Он наклонился, взял тяжелую сырую землю в руку, сжал пальцы. – Выродки! – уже проревел он, как разбуженный, разъяренный медведь. Взвесил слипшийся ком земли на ладони, резко швырнул его в яму. Вытерев о траву ладони, засунул топор за пояс и, обойдя все ямы, бесшумно – ни одна ветка не хрустнула под тяжелой ногой, даже трава не зашелестела – исчез, растворившись в густом олешнике. Казимир Петрович Могилин исходил нетерпением. Ему необходимо было с кем-то поделиться открытиями и соображениями по поводу случившегося сегодня и произошедшего во время второй мировой войны. Он был буквально переполнен информацией. Могилин пошел к школе, чтобы поскорее увидеть дочь. – Что случилось, папа? – Родная, идем, я тебе все расскажу. Регина уже готова была услышать очередную неприятную новость. Отец, держа ее за руку, словно она была школьницей, принялся быстро рассказывать: – Ты не поверишь, родная, Эрих Цигель сегодня прислал письмо, и мои предположения подтвердились! Но не это главное, важно, что я видел сегодня человека в сером плаще. – Кого именно, папа? – Того самого, дочь, который руководил земляными работами. – О чем ты говоришь… – Пойдем быстрее, дома все объясню. Молодец Эрих Цигель, мне везет на хороших людей. То ли я такой везучий, то ли провидение само посылает мне их навстречу. И представь себе, с ними со всеми я встречаюсь исключительно на кладбище, вот что характерно! Регина слушала отца рассеянно, ее мысли были заняты. Женщина размышляла о судьбе своих бывших учеников, оказавшихся в милицейском обезьяннике. Фотографии, книги, рукописи, развязанные папки – все было разбросано в гостиной на круглом столе. Дочь краеведа не успела даже снять куртку, а Казимир Петрович уже схватил ее за руку и потащил в комнату: – Ты сама все увидишь и поймешь, какой человек твой отец. Ты мне не веришь. – С чего ты взял, что я тебе не верю? Дай хоть чаю попить, отец. – Потом попьешь. Наука требует сосредоточенности и полнейшей отдачи. – Папа, не морочь мне голову! Я голодная, у меня было шесть часов… – Смотри, вот письмо, вот книги, вот карта. Все абсолютно точно, проверено, я больше не сомневаюсь, – отец ткнул указательным пальцем в фотографию, затем приложил к ней увеличительное стекло лупы. – Видишь штатского мужчину в шляпе? – Вижу, ну и что? – Я тебе рассказывал, если ты, конечно, не забыла, что руководил всеми работами в концентрационном лагере на противоположном берегу реки какой-то загадочный тип. Так вот он, этот тип, видишь его хорошо? Гнусное лицо, согласись? – Неприятный товарищ. – Какой он товарищ, он самый настоящий нацист, враг человечества! – Хорошо, папа, ну и что из этого? – Так вот, я его сегодня видел, все мои худшие подозрения подтверждаются. Мне никто не верил, что здесь немцы искали золото. Ни доты, ни окопы, ни рвы, ни траншеи они здесь не строили. В свое время еще при советской власти я ходил к начальству, ездил в Минск, доказывал, убеждал. Но мне никто не верил, они думали, что я – сумасшедший учитель истории, вообразивший невесть что. Отписки какие-то присылали, всякую чушь писали, возводили на меня напраслину, чуть в больницу не упекли. Ты еще тогда была маленькая, ничего этого не знаешь. Так вот, дочка, я этого человека сегодня видел в городе. Регина взглянула вначале на фотографию, затем на отца: – Папа, в своем ли ты уме? – У меня болела голова, но сейчас она в полном порядке. Я готов поклясться, готов пройти проверку на детекторе лжи, что именно этого человека я видел на привокзальной улице, когда он шел навстречу. – Что ты там делал? – спросила Регина. – Ходил на почту, – бывший школьный учитель расхохотался. – Абсолютно банальное происшествие. Ты же знаешь, Регина, почти каждую неделю я бываю на почте – либо отправляю корреспонденцию, либо получаю. Сегодня пришло письмо от доктора Цигеля, я за ним пошел. Возвращаясь с почты, столкнулся с этим человеком, – Казимир Петрович убрал увеличительное стекло, затем опять приложил его к фотографии. – Посмотри на него, – он подал фотографию дочери. Регине показалось, что отец безумен. И она, боясь озлобить отца, глядя ему в глаза, ласково произнесла: – Папа, ты ошибаешься. – Я ошибаюсь? – воскликнул краевед и ударил кулаком по столу так сильно, что папки с бумагами и фотографии сдвинулись со своих мест. – Нет, дорогая, ты меня можешь заподозрить во всем, кроме безумия. Память у твоего отца железная: если я человека увидел, то лицо надолго запомню. Это был тот самый человек из Берлина! – Погоди, папа, успокойся, сядь. – Зачем мне садиться? – Казимир Петрович нарезал круги вокруг стола. Он держал руки за спиной и поведением напоминал дочери упрямого ученика-всезнайку, переубедить которого невозможно. – Послушай, отец, – Регина решила пойти другим путем, воздействовать на отца не эмоциями, а логикой. Она взяла в руку фотографию, и ей, как и отцу, показалось, что снимок обжигающе горячий. Женщина отбросила карточку и подула на пальцы. Казимир Петрович испугался: – Что случилось? – Ничего, – Регина заставила Казимира Петровича сесть в кресло. – Эта фотография сделана, как тебе известно, во время войны. Правильно я говорю? – Абсолютно точно, осенью сорок третьего года, так написано в письме доктора Цигеля. – Хорошо, тысяча девятьсот сорок третий год. А какой сейчас год? – Ты что, издеваешься, Регина? – вскочив с кресла, выкрикнул Казимир Петрович. – Отец, подумай, разве может человек на фотографии, сделанной более чем пятьдесят лет тому назад, выглядеть так же, как сегодня? Даже если такое возможно, то почему он вновь оказался в нашем городе? Могилин принялся ладонями тереть виски, бормоча при этом: |