Книга Операция "Выход", страница 30 – Скарлетт Томас

– Не вздумай тут мутить воду, – говорит Лиэнна Шарлотте.

– А которая – мама Шантель? – спрашивает та у Джули.

Джули осматривается.

– Не уверена, – говорит она. – Я даже не знаю, как она выглядит.

– Вон она. – Лиэнна показывает на стройную коротко стриженную блондинку в черном платье, держащую в руке тарелку дим-сум с креветками. – Но не вздумай с ней…

Шарлотта направляется к матери Шантель.

– Господи боже, – говорит Лиэнна Джули, – она же явно собирается все испортить.

Джули улыбается.

– Ничего подобного. Она просто хочет тебя попугать.

– Надеюсь. Иначе ей придется несладко.

Как и предсказывала Джули, Шарлотта и словом не обменивается с матерью Шантель. Вместо этого она берет дим-сум с серебряного подноса и исчезает из гостиной.

– Видишь? – говорит Джули. – Она просто над тобой прикалывается.

– Хм-м-м. – Лиэнна потягивает белое вино. – Как Люк?

– Он в порядке. Ну то есть у него все нормально.

– Расстроился, что не смог пойти на вечеринку?

– Нет, не особенно. Он к этому привык.

– Не сомневаюсь. О! Вот и Дэвид. – Она машет рукой. – Привет, красавчик.

Дэвид подходит к ним.

– Где Шантель? – спрашивает он.

– Фиг ее знает, – говорит Лиэнна. – Может, все еще прихорашивается.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Джули у Дэвида.

Он награждает ее взглядом, означающим «попридержи язык».

– Отлично, – говорит он. – А ты как?

– Ясненько! – восклицает Лиэнна. – Я так и знала, что между вами что-то есть.

– Лиэнна! – возмущается Джули.

– Чтоб я сдох, – бормочет Дэвид. – Господи.

– Вы же без ума друг от друга, ведь так? – не сдается Лиэнна.

– Нет, – говорит Джули и отходит в сторону.

Кухня изменилась, как и все остальное в доме. В свое время Джули часто приходила сюда, чтобы за компанию приготовить с Шарлоттой оладьи «Финдус Криспи». Джули вставала где-нибудь в уголочке, стараясь не путаться под ногами и казаться незаметной, тогда как Шарлотта – чаще всего нарочно – путалась под ногами у матери Марка, из-за чего начинался кавардак. Когда Шарлотта и Марк жили здесь, они платили матери Марка за стол и квартиру – в основном не деньгами, а работой по дому. Готовили они себе сами, так как стряпня в договор не входила. Им были отведены половина полки в холодильнике, один угол морозильника, открывавшегося, как гроб, и половина верхнего шкафчика на кухне, где они держали свои тарелки, чашки и стаканы. Когда им требовалось что-то купить, они шли в магазин сами, хотя Марку иногда позволялось внести несколько пунктов в список, составленный матерью. Шарлотте это не позволялось никогда. Если Шарлотта работала или была в отъезде, мать готовила для Марка экстравагантное – «твое любимое, сынок!» – блюдо с замороженным горошком и мясной подливой, как будто он долго где-то пропадал – возможно, потерялся в пустыне и только что вернулся домой. В то время Шарлотта, казалось, питалась исключительно тем, что можно быстро сбацать в микроволновке, и оладьями «Финдус Криспи».

Джули тоже к ним пристрастилась – хотя ни разу не ела их после отъезда Шарлотты. Пожарив оладьи, подруги уносили их с собой в сад, где, усевшись на траву возле пруда, ломали пополам, широко разевая рты, чтобы поймать длинные сырные сопли. Шарлотта, как обычно, комплексовала меньше Джули, а та непрерывно озиралась, опасаясь ос, и хотела поскорее оказаться дома. Но все равно это было весело; веселья, впрочем, больше было в ностальгическом воспоминании, чем в самом развлечении. Прошлое для Джули всегда радостней настоящего. Только насчет прошлого Джули уверена: она его переживет.

В те дни пол на кухне был покрыт линолеумом цвета мяты, и всю кухню занимали практичные (в смысле надежность важнее дизайна) вещи – холодильник, чайник, микроволновка, фритюрница и тостер, которые выглядели так, словно их целиком отлили из одного куска дешевого пластика. Но теперь их заменили дорогостоящие на вид хромированные аналоги. Холодильник напоминает звездолет или какую-то ядерную ракету. Пол и стены отделаны мрамором, а сервировочный столик, на котором семья Марка хранила письма, старые выпуски «Дейли Мейл» и горшки с рассадой, теперь покрыт изящным коллажем из крохотных серебристых и белых керамических плиток.

Мама Шантель роется в холодильнике; с кухни только что вышел официант с подносом напитков. У Джули вдруг возникает ощущение, что она вторглась на запретную территорию, что это новоселье – не из тех, где можно смело взять себе пива из холодильника и слушать, как народ болтает о наркотиках и сексе и жалуется, что на такой отстойной вечеринке да с такой дерьмовой музыкой остается только на кухне торчать. У Джули внезапно кружится голова. Снаружи опять как из ведра поливает.

– Милочка, с тобой все в порядке? – спрашивает мама Шантель. – Ты что, заблудилась?

– Ох, простите… Нет. Я искала… Впрочем, неважно.

Мама Шантель закрывает холодильник и подходит к Джули.

– Милочка, ты уверена, что у тебя все о'кей?

Джули обеими руками вцепляется в сервировочный столик. Наверняка она оставит отпечатки пальцев на чистеньких плитках, но это уже не имеет значения, потому что она умирает. Голова словно раздувается. О черт. Руки немеют, потом плечи, а за ними и шея.

Она пытается улыбнуться маме Шантель, делая вид, что ничего не случилось.

Я не умираю. Я могу улыбаться. Если я еще способна притворяться, значит, у меня все о'кей.

– Сядь-ка, милочка, вот сюда, за стол.

Но она думает, что я больна. Может быть, я плохо выгляжу. Я наверняка плохо выгляжу, и сейчас мне придет капут. Это что – кровоизлияние в мозг? О чем бы таком подумать перед смертью?

– Ну давай же, милочка.

Мамочка, где ты? Мамочка, где ты? Мамочка, где ты?

– Может, дать тебе воды?

Джули качает головой. Садится за столик и подпирает голову руками, закрыв глаза. Все по-прежнему плывет, а музыка из гостиной кажется замедленной и искаженной. Не поднимая головы, Джули запускает в волосы вспотевшие пальцы.

– Тогда я налью тебе крепкого чая.

Смерть отступает, но Джули все еще трясет. Теперь, оправившись от испуга, она замечает, как сильно дрожит; она отупела и выдохлась, внутри – пустота. Я не умру, думает она, и сразу же: прикоснись к дереву. И она прикасается – трогает свой маленький деревянный брелок в виде льва, который носит лет с десяти, а может, и дольше – с того самого дня, как ее семья переехала на Уинди-Клоуз. Он даже перестал походить на льва, так часто она к нему прикасалась.

Джули не верит в судьбу, но взяла в привычку прикасаться к дереву еще до того, как сама осознала. И примета всегда срабатывала, из-за чего кажется чуть ли не научной. Но опять-таки Джули такой науке не доверяет. Особенно с тех пор, как узнала про Индюшку-индуктивистку, которую придумал Бертран Расселл. Если событие повторяется очень долго, то из этого вовсе не следует, что оно будет происходить всегда. Индюшка полагала: раз ее каждый день кормят в девять утра, значит, будут кормить вечно в это же время. Ее и кормили – вплоть до сочельника. Но Джули все равно прикасается к дереву, потому что ей от этого как-то спокойнее и она перестает думать о смерти. В этом смысле примета и впрямь работает.