
Онлайн книга «Песня цветов аконита»
— Однако же он вполне есть, — со смехом сказала я, — и даже успел навести свои порядки. — Знаю. Слышал, — коротко ответил брат и продолжал думать о чем-то своем. Я снова затормошила его: — Приятно быть первым, да, братец? — Я не был первым. Я просто остолбенела. Слышать такое от самолюбивого брата — это уж слишком. А он продолжал: — Я хотел бы стать самым лучшим… — Ты всегда этого хотел, — я повела плечами. — Теперь особенно. — Почему? Найли, казалось, меня не услышал. Обидно. Я попробовала зайти с другой стороны. — И чем ты займешься теперь, после того, как со всеми повидался? Будешь развлекаться? Или попробуешь добиться хорошего места? Или, может, в Гёру тебе скучно, и ты вернешься в свой монастырь упражняться в стрельбе? Зато лет через пять наверняка станешь самым искусным… — Я никуда не уеду, — кажется, он не понял, что я его поддразниваю — в голосе появились упрямые нотки. — Я знаю, чего хочу. О, в этом я не сомневалась. Если Найли придет что-то в голову, оттуда этого не выбить даже осадным тараном. Только хочет он обычно недостижимых вещей. Как и я, впрочем. В детстве я как-то увидела, как луна дрожит над отрогами Юсен. И захотела луну. Я ревела три дня подряд, меня никак не могли успокоить. Конечно, луны я не получила. А Найли однажды вознамерился приручить детеныша лесной собаки. Мы жили тогда у тетки, в глуши. Щенок искусал его, но Найли оказался упрямей. И вскоре тот позволял себя гладить… * * * Те из приближенных, что всегда находились рядом с господином, назывались Внутренней свитой. Внешней — те, что удостоились права просто бывать рядом. Людям из Внутренней доверяли поручения, требующие ума и преданности. Такие люди окружали любого наместника, и Йири Алайя исключением не был. В провинции не соблюдали четкого разделения Внешней и Внутренней свиты, он же больше доверия оказывал приехавшим с ним из Столицы; но среди доверенных лиц были и уроженцы Окаэры. Но даже от Внутренних он держался на некотором отдалении, не одарив никого своей дружбой. Молодежи в Окаэре было много — хотя большая часть рвалась в Столицу. Сейчас оставшиеся стремились к Йири Алайя, словно пчелы к цветку-медоносу. Он будто частичку Столицы с собой привез и с готовностью принимал молодежь, хоть сам оставался закрытым. Найли выделялся среди остальных мальчишеской порывистостью и непосредственностью. Он прямо наизнанку выворачивался, чтобы показать себя достойным оказанной чести. И в свите скоро заметили, что он развлекает господина, который относится к Найли снисходительно и все чаще обращается к нему. До этого Высокий так не выделял никого из местных. Записки Юхимэ — Скажи, сестра, — голос нарочито небрежный; даже не скрывает фальшивого тона. — Он хотел взять тебя к себе в дом? — Если бы знать, — я вздохнула. — Отец говорил с ним… зря. — Ты жалеешь? Ты этого хотела? — Не знаю, — сказала я искренне. — Я не понимаю его. Загадка прекрасна, когда тебя отделяет от нее расстояние. Вблизи она пугает. — Женщины, — с легким презрением отозвался Найли. — Сами не знаете, что вам нужно. — А ты, как я понимаю, знаешь? — Да! Я теребила прядку волос. — У меня нет ревности. Жаль, что я перестала быть ему интересной. — Говоришь так спокойно? Где же твоя гордость? — мне показалось, что брат насмехается надо мной. Нет. В нашей семье раздора не будет. — Я струсила дважды, если не больше. Все справедливо. — Знаешь цветок, который растет в горах? — резко спросил Найли. — Только сильные и отважные могут преодолеть снега и ущелья, чтобы хоть раз увидеть его. — И сколько их гибнет в дороге? — Я не боюсь смерти, — усмешка легла на его губы. — Тот, кто дрожит, никогда не достигнет цели. Только лучшие достойны стоять рядом с ним — ну, так я буду лучшим. Я всегда этого хотел — теперь знаю, ради чего. —Ты отважный охотник, великолепный лучник, дерзкий огонь. Думаешь, этого хватит? — Не хватит — я стану большим. — Не станешь выше себя, — я только вздохнула. Как изменилось все. Словно я не на год была теперь старше — на десять. — Он — цветок изо льда, который не тает. Любоваться — можно, тронуть — нет. Замерзнешь и руки поранишь. Брат лишь скривился презрительно и повторил: — Женщины… * * * Белые птицы летели над озером. Не меньше десятка. Сюда нечасто залетают лебеди — и теперь свита Высокого и гости любовались ими. — Позвольте мне выстрелить! — воскликнул Найли. — Хочется показать свое мастерство? Ценой жизни птицы? — непонятно, пришлись слова Найли по душе господину или нет. — Если тебе нужен этот выстрел… Найли просиял, вскинул лук — целился недолго, но птицы далеко улетели. Потом натянул тетиву, и сразу двое лебедей начали падать. — Жаль птиц. Но мне нужны хорошие стрелки, — сказал господин Алайя и позволил Найли отныне сопровождать себя вместе с другими избранными. Юхимэ радовалась за брата. О Йири Алайя она думала с грустью, считая, что сама виновата в совершенных ошибках и в чем-то, чего не способна понять. Но, видимо, судьбе так было угодно. А Найли двигался вверх медленно и упорно, выполнял различные поручения — сестра и подумать не могла, что он способен настолько гордиться службой, в сущности, службой пустячной — ему не доверяли серьезных дел. Одно не слишком нравилось Найли — слишком частые вопросы Высокого о сестре. И внимание, с каким он слушал ответы. * * * Проезжая по улице, услышали громкую пьяную песню. Человек не старше сорока, судя по одежде, из мастеровых, привалился к стене и орал бесконечный куплет, перемежая его ругательствами в адрес Йири. Двое горожан помоложе пытались привести пьяного в чувство — заметили всадников, и лица их стали оттенка молодой зелени. Едва уловимым жестом Йири дал понять охране — прогоните. Горожан словно ветром сдуло. Йири спрыгнул наземь и подошел к пьяному, остановился, разглядывая. Тот дружелюбно указал на него рукой: — А ты на него похож. Только он во… — непослушными пальцами изобразил подобие вскинутых звериных лап с когтями и скроил страшную рожу. — А так похож… Глазищи жуть, прямо как у тебя. А по ночам кровью питается! Только я его не боюсь! — и захохотал во все горло. Охрана взялась было за него, но Йири качнул головой: — Пусть… Он ведь сейчас совершенно счастлив. Посмотрите… этого так не хватает. Пусть. Только с улицы его уберите. Взлетел в седло, сказал, поворачивая коня: |