Онлайн книга «Золотой Демон»
|
Он снова развел руками, поклонился и, раздвинув вооруженных, скрылся меж ними. Со своего места поручик мог рассмотреть лица — трезвые, упрямые, решительные, ожесточенные. Никто не суетился, все стояли степенно, сжимая ружья с самым непреклонным видом. Такие костьми лягут, да не пропустят… Решительным шагом мимо Мохова и передней упряжки прошел жандармский ротмистр Косаргин — едва ли не парадным шагом, придерживая саблю, четко отмахивая правой. Он сбросил шубу, чтобы виден был мундир. Успел сделать два шага — и раздался выстрел. Аршинах в пяти перед ротмистром взлетел снежок — судя по его виду, там была не пуля, а картечный заряд. И сразу же закричали несколько голосов: — Стой, ваше благородие! — Больше впустую не стреляем! — Стой где стоишь! Ротмистр стоял. — Мужики! — крикнул он звучным, хорошо поставленным голосом человека, которому уже приходилось вот так противостоять мятежным толпам. — Вы что озорничать взялись? Я офицер отдельного корпуса жандармов… — А хоть бы и фельдмаршал! — отрезал кто-то. — Дороги нет! — Бунтовать? — рявкнул ротмистр. — Не передергивайте, ваше благородие! Не бунтовать, а защищаться от вашего, то есть черта… — Это другой коленкор! — поддержал кто-то. — Православным людям этакая нечисть ни к чему! — Да какая нечисть? — крикнул ротмистр. — Какая нечисть? Мухоморов объелись? Послышался веселый дерзкий голос: — А ты перекрестись, что нет у тебя черта! — Вот-вот! Дай в голос обществу честное офицерское слово, что нет в обозе никакого черта! Коли уж ты офицер, слово у тебя должно быть честное и благородное! Ну? Ротмистр молчал. — От то-то! — припечатал в тишине чей-то невозмутимый голос. — Не хватает у него подлости через честное благородное слово переступить… — Езжайте отсюда живенько! — Православные! — выкрикнул ротмистр. — Подзабыли уголовное уложение в глуши? Вооруженное противостояние чину жандармерии, открытый бунт… Я ведь с казачьей сотней вернусь. Не вынуждайте! Давайте добром договоримся… Не было ни смеха, ни ернических выкриков, ни прочего шума, свойственного именно что бунту. Повисло тяжелое молчание. Потом послышался спокойный голос: — А ну как не вернешься? — Вот-вот. Кто вас знает… — Да я вам… — Ваше благородие! Добром так добром. Добром считаем до трех, а ты тем временем кругом и назад. А иначе.. Теперь уже все без исключения ружья взлетели неровной линией. Поручик затаил дыхание. Послышалось: — Раз… Два… Не дожидаясь третьего и наверняка последнего выкрика, ротмистр повернулся через левое плечо, как на плацу. Вряд ли он был трусом, но перед полусотней готовых к стрельбе ружей отступление бывает вполне разумным… — Вот извольте… — произнес он зло кривясь. — Уперлись, как бараны… Что скажете? — А что тут скажешь? — пожал плечами штабс-капитан Позин. — Не с нашими скудными силенками учинять с ними баталию. Против полусотни ружей — и смех и грех. Перещелкают, как цыплят… Он был прав, и все это понимали. Против них собрался не какой-то бродяжий сброд — полсотни охотников, звероловов, трактовых ямщиков, народ крепкий, тертый, видавший виды и вряд ли особенно уж боявшийся крови. И сил им придает, конечно же, то, что за спиной у них — свое. Дома, жены, детишки, все что есть в жизни… — Пропустите уж, — сказал отец Панкратий, поправляя крест. — Попробую пастырским словом, что ли… — Извольте… — морщась кивнул ротмистр. — Только плохо верится мне… — Попытка не пытка, — смиренно ответил священник. Остановивишсь аккурат на том самом месте, где только что стоял ротмистр и избежав тем самым предостерегающих криков, отец Панкратий откашлялся. Зарокотал его внушительный бас: — Православные! Разве это по-христиански — отказывать людям в помощи, когда… — Примолкни, отче! — Ступай себе восвояси! — Какой ты, к свиньям, пастырь Божий, если у тебя черт за плечами, а ты с ним совладать не можешь? — Ступай, батя, не вводи в грех! — Бог вам в помощь, а нас не цепляй! Вопреки ожиданиям поручика, отец Панкратий более не пытался вразумлять заблудших. Повернулся и побрел назад. Поравнявшись со столпившимися у переднего возка, безнадежно махнул ручищей: — Им что горох об стенку… — Что, совсем плохо с припасами и прочим? — спросил Самолетов. Мохов печально махнул рукой: — Ну, не так чтобы, однако ж… Кровь из носу, а заменить следует восемнадцать лошадей — и вместо околевших, и вместо тех, что обессилели вконец. Возы тащить никак не смогут, нужно выпрягать, а то сами падут, без этого… Чаю и полфунтика не осталось. Мороженые кушанья пришли к концу, фураж тоже. Рассчитывалось все, исходя из того, что в Пронском, как обычно, запасемся. Вообще, до Челябинска дотащимся, но не за четыре дня, а смотришь, и подольше. Лошадям корма будет по горсточке, людям тоже. Умереть не умрем, а победуем вдоволь… И ведь уперлись, уродцы, ни за что не пустят и ничего не дадут, тут и гадать нечего… — Не дадут, — сказал Самолетов. — Саип! — вскрикнул Мохов. — Останови! Все обернулись в ту сторону. От хвоста обоза валила толпа ямщиков, увеличиваясь с каждым возом, мимо которого они проходили. Можно было рассмотреть злые, сумрачные лица, топоры в руках, мелькнули там и сям ружья… Саип, переваливаясь по-медвежьи, заторопился навстречу — но очень уж целеустремленно шагали ямщики: молча, хмуро, неостановимо. Так идут люди на серьезную драку, нимало не заботясь о последствиях. Поручик подумал, что дело оборачивается вовсе уж скверно. Трактовые ямщики — народ не менее жилистый, тертый и решительный, нежели загородившие дорогу пронские. Видя, что рухнули все надежды отдохнуть, подкрепиться горячим и пополнить запасы, пришли в нешуточную ярость. Со стороны деревни так заманчиво и густо тянет ароматами печеного хлеба, мясных щей, каши со шкварками… Завтракать собралась деревня, обильно, вкусно, как в зажиточных местах и полагается… А дальше? Ружей у ямщиков наверняка вдесятеро меньше. Топоры против стрельбы чуть ли не в упор ничем не помогут. Даже если привлечь есауловых казаков и всех, у кого сыщутся револьверы, силы неравны прямо-таки трагически. Большой кровью оборачивается… — Так, — сказал Самолетов, нехорошо кривя рот и похлопывая себя по карману, где лежал револьвер. — Меж двух огней, похоже, оказались. Эк они Саипку с дороги смахнули, будто кутенка ледащего… Действительно, здоровенного татарина попросту отшвырнули мимоходом, и он сидел, привалившись спиной к возку, нелепо растопырив ноги, а мимо него валила возбужденная толпа с топорами, ножами и редко-редко мелькавшими ружьями… |