Книга Эта властная сила, страница 60 – Джудит Френч

Она отогрела своим дыханием маленький глазок на заиндевевшем окне. В задумчивости она терла пальцем это маленькое окошечко своей надежды. Что же ей делать?

Ответ пришел сам собой из глубин ее подсознания.

Она останется. Она станет разводить лошадей и мулов и продавать их, как это делал Шейн. Она научится всему, чему надо, и станет такой крепкой, как потребуется, но она должна выжить.

– Это мой дом, – прошептала она.

– Мама, мама, – дергала Дерри ее за подол, – поп-колн! Габлиель делает поп-колн.

Чтобы ребенок не видел ее переживаний, она вытерла слезы, решив сослаться на дым от печки, если ее спросят про покрасневшие глаза. Она спрятала свои страхи и приняла участие во всеобщем веселье и предвкушении праздника.

Темень упала на землю как-то сразу, видимо, из-за обильного снегопада. Рейчел, Гейбриел, Урика, Мэри, Кэтлин и дети собрались около кухонной печи и набросились на пирог из кукурузы с хурмой и травяной чай, приготовленные Мэри.

Затем они собрались за большим столом, и Кэтлин прочла им о нервом Рождестве из Библии своего отца. Затем Мэри рассказала индейские легенды. Она поведала о Ци-Шо, небесных людях, и о Хонга, земляных людях. О том, как они помогли создать жизнь на земле. Затем она рассказала сказку о Буффало и научила детей древней песенке в честь него. Горло ее охрипло, и Кэтлин с опаской взглянула на Гейбриела, но тот успокаивающе кивнул ей.

Когда истории Мэри закончились, Рейчел, засмущавшись, опустила голову, но все же предложила:

– Если хотите, можно спеть песенку. Это не то чтобы рождественская песня, это старая баллада о храбрых горцах. Моя бабушка ее пела.

– Конечно, – ответила ей Кэтлин. Гейбриел подбросил в печь дров, и Рейчел запела чистым, красивым голосом:

Побудь со мной, красотка Полли, Побудь со мной, сказал мне он, Я пред отцом твоим предстану, С тобою буду обручен. Не буду я сидеть с тобою, Красотка Полли говорит, С тобою шестеро уж были, Седьмою быть мне претит...

Песенка Рейчел повторялась куплет за куплетом, и вскоре все присутствующие – и Гейбриел, и Дерри, и Джастис – присоединились к ней, подпевая нехитрые слова. Когда эту песню допели, они на пару с Гейбриелом затянули «Кукушку», а затем «Дикие топи». Дерри заснула посреди «Цыганки Дэви», но Кэтлин держала ее на коленях еще больше часа. Затем она с помощью Рейчел уложила крошку в постель и подоткнула одеяло.

Когда они вернулись на кухню, Мэри загоняла Джастиса в постель, а Гейбриел сгребал в кучу угли из печи. Взрослые посидели на кухне за разговорами еще часа два, после чего Мэри и Урика ушли в хибарку старой индианки. Гейбриел тоже вскоре откланялся.

Кэтлин постелила Рейчел в комнате Дерри, а сама ушла в спальню и переоделась в ночной халат. Она знала, что ей нужно поспать, но не могла сомкнуть глаз. Кэтлин зажгла лампу и спустилась вниз, на кухню. Она раздула угли и подбросила свежих дров. Пододвинув кресло-качалку Мэри поближе к печи, Кэтлин устроилась у огня и стала смотреть на тлеющие головешки.

– Шейн Макенна, где ты? Приезжай домой, прошу тебя, приезжай домой... живым и невредимым.

Она стала читать молитвы, которых не произносила уже давным-давно. Она перестала молиться после смерти матери. Тогда, в те страшные месяцы, она молилась непрестанно. О том, чтобы мама поправилась, чтобы урожай не сгнил полностью, чтобы Шейн не забыл ее в далекой Америке.

– Боже всемилостивый, – шептала она, – прошу тебя, прояви чуточку своего милосердия. Сделай всего лишь одно маленькое чудо этой волшебной ночью – верни его домой. Он нужен детям. Он нужен мне.

Кэтлин не знала, как долго она просидела в темноте, но ее привел в чувство холод, пронизывающий до костей. Ей показалось, что подул ветер, а в воздухе кухни закружились снежинки. Почти погасший огонек масляной лампы вдруг встрепенулся и задрожал. Из печи взметнулся столб золы, улетая вместе с искрами в трубу.

Поежившись и лишь наполовину проснувшись, Кэтлин поднялась на ноги.

– Кто здесь? – спросила она.

Из тьмы выплыла громоздкая фигура. Двинувшись на нее, человек прорычал что-то невразумительно.

– Кто ты? – дрожащим голосом спросила Кэтлин. Она схватила чугунную кочергу и выставила ее перед собой. – Не подходи ближе, – воскликнула она, – а не то я ударю тебя. Слышишь?!

– Кейти, детка, так-то ты приветствуешь своего мужчину, который приехал домой в Рождество?

Радостно вскрикнув, Кэтлин выронила кочергу и бросилась в объятия Шейна. Его пальто было усыпано снегом, а ступни Кэтлин промокли от снега, который он натащил с улицы, но холода она уже не чувствовала.

– Шейн! Шейн! – Она смеялась и плакала одновременно, пытаясь расцеловать его.

– Тише, женщина, ты прикончишь мой...

Из недр его пальто раздалось протестующее мяуканье.

– Котенок? Ты привез Дерри котенка?

– Ага. Если так можно назвать это чудовище. Я бы предпочел считать, что это демон с когтями.

Шейн вытащил из-за пазухи сверток, из которого ему на плечо тут же выполз пушистый рыже-белый комок шерсти.

– Ты самый замечательный мужчина на свете. – Она погладила его по поросшей недельной щетиной щеке и поцеловала. Но ей было все равно. Она обняла его за шею и притянула к себе, чтобы поцеловать.

– Вот так-то лучше. На такое приветствие я и рассчитывал, – поддразнил он ее, между поцелуями стряхивая с себя пальто и прочую одежду.

– Где ты был? Почему ты так долго не возвращался? – шептала она. – Я чуть с ума не сошла, пока ждала тебя.

– Дай-ка я встану поближе к печи, а то я промерз насквозь.

Кэтлин помогла ему сесть в кресло-качалку и стала стаскивать с него ботинки.

– Твои ноги как ледышки, – суетилась она.

– Тише, женщина. – Он усадил ее к себе на колени. – Я здесь, руки-ноги на месте, так что жить буду.

Кэтлин прижалась к нему, не веря своему счастью.

– Милый, хороший мой, – шептала она, – как я соскучилась.

– Может, мне стоит почаще уезжать?

Шейн прижал ее к себе. Он был такой холодный! Но Кэтлин не переживала, она знала, что сможет его обогреть.

Шейн тем временем расстегнул верхнюю пуговицу халата и поцеловал ее в шею.

– Я тоже по тебе очень скучал, – сказал он.

Кэтлин задрожала, когда его язык стал ласкать ее кожу.

– Кейти...

Она чувствовала, как возрастает его возбуждение по мере того, как он целовал ее и шептал ее имя.

– Шейн, – прошептала она в ответ, – не стоит...

– Разве тебе не нравится?

– Ну что ты, хороший мой, конечно, нравится, но...

– А так?

Ее пульс участился.