Онлайн книга «Монахини и солдаты»
|
— Тем не менее, — сказала Гертруда Анне, — мы должны… я должна… дать ему возможность объясниться. То есть видеть я его не желаю… он ничего толком не мог сказать и… — Видимо, он молчит, потому что ему нечего сказать в свое оправдание. — Да. Просто я хочу, чтобы все выяснилось, разрешилось. Хочу положить этому конец, понимаешь? Хочу знать, что у него была возможность защищаться и он ею не воспользовался. Мне нужно знать это. Тогда я буду чувствовать себя… лучше… — Как ты великодушна. — Анна… не говори со мной так… у меня ощущение, будто ты играешь роль… прости, знаю, ты любишь меня, сочувствуешь… Как проницательно, подумала про себя Анна, да, она играет роль, и какую неблагодарную, безрадостную. И сказала: — Прости, дорогая… — Я не великодушна. Я зловредна и злопамятна. И хочу выбраться из всей этой грязи, в которой оказалась по собственной воле. Хочу увидеть, что Тим ужасен, убедиться, что он имел возможность и не воспользовался ею. Не могу тебе объяснить. Иногда нам нужен козел отпущения. Я ищу спасения. Это не великодушие, и ты так не считаешь. Ты-то видишь, в каком я жутком состоянии. — Прости, — сказала Анна. — Не могу подобрать слов. Я пытаюсь. Она смотрела на смуглые теплые щеки Гертруды и ее красивый профиль в зеркале на туалетном столике. На Гертруде было тщательно подобранное платье, браслет, ожерелье. Гертруда встала и села с ней рядом на кровать. Взяла Анну за руки и посмотрела ей в глаза. — У тебя холодные руки. И пятно от ожога еще не прошло. Тебе надо показаться Виктору. — Наверное. — Как тебе идет этот голубой халат, ты в нем, как в вечернем платье. Голубой тебе к лицу. Хорошо, что я выбрала тебе такой? — Да, очень… — Анна, счастье покинуло меня со смертью Гая. Ты первая, кто заставил меня почувствовать, что оно возможно снова. Но я ухватилась за фальшивое, кажущееся счастье… — Ты еще найдешь настоящее. — Гай говорил, что хочет мне счастья… — Да, да… — Теперь я чувствую себя преступницей… Анна, я знаю, у тебя свои трудности, ты не можешь устроиться на работу, но не беспокойся об этом. Я хочу, чтобы ты уделила мне все свое внимание. Я, конечно, безжалостная эгоистка. Но позже мы найдем тебе работу, вот увидишь. — Я не беспокоюсь по поводу работы. — Все в порядке, да, Анна, дорогая? — Да, что бы ты ни имела в виду. — Я имею в виду: ты и я, навсегда, наш старинный союз? — Ну конечно! — Ты всегда будешь со мной, правда? Я не могу жить без тебя. — Да. — Да — то есть останешься? — Останусь… Гертруда, извини, хотелось бы мне быть лучше… — Из глаз Анны брызнули слезы. — Лучше! Ты идеальная подруга. Это я такая дурная. Моя страшная ошибка все и всех перевернула. Чувствую, я никогда не разделаюсь с последствиями. Не плачь, сердце мое. — Ты оправишься, все будет хорошо, — сказала Анна, смахивая слезы. — Мы все тебя любим. — Да, в этом отношении я счастливица. Все поддержали меня, никто не остался в стороне, и они, конечно, были правы с самого начала, но они так нежны, так добры ко мне. Я доставила столько неприятностей тебе, и Манфреду, и Графу. — Чепуха. Как прошел вечер у Стэнли и Джанет, хорошо? — Хорошо. Граф тоже там был. Удивительный человек. Знаешь, в нем столько скрытых достоинств. — Ты права. — Анна высвободила руки. Погладила подругу по блестящим каштановым волосам. — Ты вообще говорила с ним о том, что сейчас сказала мне: о желании положить конец и увериться и что у Тима есть возможность?.. — У нас был разговор, когда он пришел ко мне в тот день… — О да, когда мне пришлось уйти. — Граф так щепетилен. Защищал Тима. Больше того, даже убедил меня, что это мой долг дать ему возможность оправдаться. «Он способен на такое», — подумала Анна и сказала: — Тогда ты должна это сделать. — Да, но как? Анна, дорогая, ты не могла бы… не могла бы еще раз пойти туда, в ту квартиру? — Я бы предпочла не ходить, — ответила Анна. — А ты не можешь написать ему? — О господи! — сказала Гертруда. Она села обратно в кресло и принялась крутить браслет на руке. — Думаю, могла бы. Но хотелось бы знать наверняка, что он получит письмо… он, а не кто другой… о, как это все ужасно… — Хорошо, — согласилась Анна. — Я, если хочешь, отнесу письмо и буду знать наверняка, что он его получил. — Отдашь ему в руки? — Да. — Ох, я такая беспомощная, такая глупая, такая слепая, такая эгоистичная и такая несчастная… Анна притянула ее к себе на кровать, обняла, сцепив руки на шелковой спине Гертруды, где длинная застежка-молния была немного расстегнута. Прижалась щекой к щеке Гертруды и неожиданно увидела их головы в зеркале: серебристо-золотистая и каштановая, смешавшиеся волосами. — Дорогая, я очень хочу, чтобы ты была счастлива, очень хочу помочь тебе стать счастливой. — Хватит ли у тебя на это сил? — Сделаю все, что возможно и невозможно. — Тогда я приду в себя, смогу что-то соображать. Какое это все безумие, отвратительное, ужасное, идиотское безумие! — Мне не нравится идея идти туда, — проговорил Граф. — Эта женщина может наброситься на вас. — С нее станется! — ответила Анна. — Она способна наброситься и на вас! Граф выглядел обеспокоенным. — Я, — сказал он, — очень хорошо понимаю желание Гертруды убедиться, что он получит письмо. В конце концов, эта женщина может уничтожить его, правда? — Она может. — Кто-то должен попытаться встретиться с Тимом наедине, чтобы Дейзи не знала. — Кто-то должен. — Думаете, она алкоголичка? — Не знаю. Все возможно. — Гертруда говорит, она понравилась вам. — Мне ее жалко. Она живет в каком-то нездоровом сумрачном мире иллюзий, полуправды и алкогольного дурмана. В ее квартире просто пахнет всем этим. — Я отнесу письмо, — предложил Граф. — Ну хорошо. Анна устала говорить об одном и том же. Они в ловушке, подумала Анна. Питер не может бороться с Тимом, а она — бороться за Питера. Так что в каком-то смысле они в одинаковом положении. Разве что она намного умнее и хитрее Питера. — На мой взгляд, Гертруде следовало бы встретиться с Манфредом и обсудить положение, — сказал Граф. |