Книга Анжелика. Тени и свет Парижа, страница 10 – Анн Голон

— А все же рискованно, — вздыхал Осторожный. — На улице было еще светло.

— Такой случай не стоит упускать, когда ты это запомнишь, неповоротливый болван, олух! Ха! А еще говорят, что ты ловкач. Если бы маркиза тебе не помогла…

Николя посмотрел на Анжелику, на его губах играла странная торжествующая улыбка.

— И ты тоже получишь свою долю, — проговорил он.

И кинул женщине золотую цепочку. Анжелика в ужасе оттолкнула драгоценность.

— А все же, — завел свою шарманку Осторожный, — это было рискованно. И сыч в двух шагах, это неразумно.

— Стоял туман. Он не мог ничего увидеть, а если бы что услышал, то должен был еще добежать. А потом, что он мог сделать? Есть только один человек, которого я боюсь. Но его что-то давно не видать. Надеюсь, прирезали где-нибудь в темном уголке. Хотя обидно, я бы хотел собственными руками спустить с него шкуру, с него и с его чертовой собаки.

— Ух! Собака! Собака! — Осторожный вытаращил глаза. — Она ухватила меня вот здесь…

И он поднес руку к горлу.

— Человек с собакой, — прошептал Весельчак, прикрывая глаза. — Кажется, однажды я видел тебя с ним у Малого моста. Ты его знаешь?..

Он подошел к Анжелике и задумчиво взглянул на нее, а затем снова улыбнулся зловещей улыбкой.

— Ты его знаешь! — повторил Николя. — И это хорошо. Ведь ты нам поможешь его схватить, теперь, когда ты стала одной из нас?

— Он уехал из Парижа. Он больше не вернется, я это знаю, — произнесла Анжелика бесстрастным голосом.

— Ха! Как бы не так, он вернется…

Весельчак покачал головой, и присутствующие повторили его жест. Пион мрачно пророкотал:

— Человек с собакой всегда возвращается.

— Ты нам поможешь, да? — настаивал Николя.

Он взял со стола золотую цепочку.

— Возьми ее, моя красавица. Ты ее заслужила.

— Нет!

— Почему?

— Я не люблю золото, — сказала Анжелика, внезапно содрогнувшись. — От одного его вида мне становится страшно.

И она вышла, не в силах долее выносить это дьявольское окружение.

* * *

Полицейский исчез. Анжелика брела вдоль берега реки. В сером тумане расцветали желтые венчики фонарей, прикрепленных к носам лодок. Маркиза Ангелов услышала, как какой-то лодочник настроил гитару и запел. Она пошла дальше, к окраине предместья, откуда тянуло запахом деревни. Когда она остановилась, ночь и туман поглотили все звуки. Было слышно только, как где-то внизу, в камышах, плещется вода, разбиваясь о борта привязанных лодок.

Как ребенок, испугавшийся окружающего безмолвия, Анжелика вполголоса позвала:

— Дегре!

Ей показалось, что она слышит тихий голос, отражающийся в ночи и в воде: «Когда в Париже наступает вечер, мы отправляемся на охоту. Мы спускаемся к набережной Сены, бродим под мостами и между свай, шатаемся по пригороду и у старых крепостных стен, погружаемся на самое дно Парижа, кишащее нищими и бандитами».

Человек с собакой вернется… Человек с собакой всегда возвращается…

«А теперь, господа, настал час услышать великий голос, голос, который, возвышаясь над морем человеческой низости, всегда стремится лишь к одному: направить своих верных слуг на путь истины».

Человек с собакой вернется… Человек с собакой всегда возвращается…

Анжелика обхватила себя руками за плечи и сжала их, чтобы сдержать крик, рвущийся из груди.

— Дегре! — повторила она.

Но ответом ей была тишина, тишина столь же глубокая, как то снежное безмолвие, в котором ее оставил когда-то Дегре.

Еще несколько шагов к реке, и ступни погрузились в ил. Потом вода поднялась до лодыжек. Анжелика чувствовала, что леденеет… Баркароль сказал бы: «Бедная Маркиза Ангелов! Должно быть, ей не очень понравилось умирать в холодной воде, ведь она так любила горячую!»

Вот в камышах закопошился какой-то зверек, скорее всего, крыса. Комок мокрой шерсти задел икры Анжелики, которая вскрикнула от отвращения и поспешно выскочила обратно на берег. Но лапки с коготками упорно цеплялись за ее юбку. Крыса стала карабкаться вверх по платью. Маркиза Ангелов попыталась стряхнуть с себя противную тварь, но зверек пронзительно заверещал. Вдруг Анжелика почувствовала, что вокруг ее шеи обвиваются две крошечные ледяные лапки. От неожиданности она закричала:

— Что это? Это не крыса!..

Мимо нее по отмели проходили два лодочника с фонарем, и Анжелика попросила:

— Эй, там! Перевозчики! Посветите-ка мне!

Мужчины остановились, с недоверием оглядывая ее.

— Красивая девка! — сказал один.

— Не трогай ее, — вступил в разговор второй, — это подружка Весельчака. Стой спокойно, если не хочешь, чтобы тебя прирезали, как свинью. Он ее так ревнует! Настоящий турок!

— Ой! Да это обезьянка! — воскликнула Анжелика, которой наконец удалось разглядеть, что за зверек взобрался ей на руки.

Обезьянка все еще сжимала свои длинные хрупкие лапки вокруг шеи Анжелики, а ее черные испуганные глазки смотрели на молодую женщину почти по-человечески. Она дрожала всем тельцем, хотя на ней были надеты короткие штанишки из красного шелка.

— Она ваша или, быть может, кого-нибудь из ваших друзей?

Лодочники отрицательно покачали головами.

— Точно нет. Скорее всего, ее хозяин — один из фокусников с ярмарки Сен-Жермен.

— Я нашла ее там, у реки.

Один из лодочников посветил фонарем в сторону, куда показала Анжелика.

— Там кто-то есть, — сказал он.

Они подошли поближе и обнаружили человека, который, казалось, спал.

— Эй, дружище! Сейчас слишком прохладно, чтобы тут дрыхнуть!

Но лежавший не пошевелился. Тогда лодочники перевернули тело и закричали от ужаса: лицо незнакомца закрывала маска из красного бархата. Длинная белоснежная борода разметалась по его груди. Коническая шляпа, отделанная красными перекрещивающимися лентами, расшитая сума, бархатные штаны, крепившиеся к ногам все такими же грязными и потрепанными лентами, могли принадлежать лишь итальянскому фокуснику, показывающему зверей. Такие приходили из Пьемонта, двигаясь от ярмарки к ярмарке.

Человек был мертв. В его открытый рот уже набилась тина.

Обезьянка, по-прежнему вцепившаяся в Анжелику, жалобно кричала.

Молодая женщина наклонилась и сняла красную маску, скрывавшую лицо изможденного старика. Смерть исказила его черты; глаза остекленели.

— Нам остается лишь столкнуть тело в реку, — сказал один из лодочников.

Но другой, набожно перекрестившись, предложил сходить за священником в аббатство Сен-Жермен-де-Пре и похоронить несчастного иностранца по-христиански.