Книга Омикрон, страница 46 – Андрей Ливадный

— Он попал в беду. Стал невольным соучастником событий. Дункан, к твоему сведению, тоже андроид. Он застрелил троих человек.

— Плохо. Он погиб?

Это был риторический вопрос, и Шевцов лишь мрачно кивнул. Ему внезапно захотелось взять кристалломодули и разнести их вдребезги, чтобы поставить точку в этом внезапном уничтожающем разум сумасшествии…

Чем эти двое отличались от Клименс, которой он доверял, по-своему любил, считал частицей собственного «я». Неужели они одинаковы, а разница заключается лишь в логике восприятия мира?

— Я забираю тебя. — Шевцов переборол возникшее, словно вспышка, иррациональное недоверие к Клименс. Он протянул руку, ощутив колючую, слабо искрящуюся поверхность кристалломодуля.

— Да. Я готова.

Внутренний голос вернулся к нему, и Семен вдруг почувствовал облегчение.

Мои мысли открыты. Считывай информацию и попробуй разобраться.

Клименс не возражала.

Что ты намерен делать? — спросила она.

— Бежать, — вслух ответил Семен. — Нужно найти спокойное место, где мы сможем оттестировать модули Кейтлин и Дункана. — Он склонился к обездвиженному телу и извлек на свет еще один кристалломодуль «Одиночки».

* * *

Выбравшись из рубки «Фалангера», Шевцов увидел бледного встревоженного Генри, который нервно переминался с ноги на ногу, стоя у дальней стены металлической пещеры.

— Ну, что? — вытягивая шею, напряженно спросил Нолан.

— Она мертва.

— Кто?

— Человекоподобная машина, которая выдавала себя за Кейтлин.

Генри судорожно сглотнул:

— Значит, и она тоже?

— Да.

Нолан поежился:

— А эта, твоя… Клименс?

— С ней все в порядке, — ответил Шевцов. — Все, не спрашивай меня ни о чем, я сам едва ли понимаю, что происходит. Лучше скажи, где мы можем отсидеться?

— Думаешь, нас будут искать?

— Я не хочу испытывать судьбу.

— Ладно, я не против. Здесь неподалеку есть пара разрушенных во время войны поселков. Там никто не живет.

— Отлично. Теперь давай перенесем сюда Дункана и замуруем вход в тоннель. Мы должны убраться со свалки как можно скорее, пока тут не поднялся переполох.

* * *

Мощный, комфортабельный внедорожник неторопливо полз по заросшей лесной дороге.

В кабине было уютно: ненавязчиво мерцали приборные панели, тихо работал кондиционер, ухабы дороги ощущались внутри салона, как едва заметные вибрации пола.

— Далеко еще? — спросил Шевцов.

— Нет. За лесом дорога свернет направо. Ты сразу увидишь руины.

— Тебе знакомо это место?

Генри мрачно смотрел в окно.

— Я там жил, вплоть до последней атаки на Кьюиг, — немного помолчав, ответил он.

— Родители?

— Они погибли при орбитальной бомбежке.

— Ты после этого ушел на флот?

— А куда мне было деваться? Остаться на руинах? Сойти с ума?

— Извини.

— Да нет, не извиняйся. Я ведь тоже кое-что понимаю…

— В смысле? — не понял его последней фразы Семен.

Генри просто пожал плечами.

— Я говорю о войне. Мне кажется, что только вначале можно было поделить людей на правых и виноватых — на тех, кто развязал войну, и тех, кто защищал свои планеты. Но потом все смешалось. — Он опустил боковое стекло и достал сигареты, глядя на знакомые с детства пейзажи. — Потом все смешалось… немного помолчав, повторил Генри. — Часть колоний была оккупирована Альянсом, и туда хлынул поток переселенцев с Земли, некоторые миры были сожжены дотла, как Дабог, иные переходили из рук в руки по многу раз, и новые поколения, что год за годом вступали в войну, уже не понимали ее истоков… — Взгляд Нолана рассеянно скользил по чахлым деревцам перелесков и оплывшим контурам попадающихся вдоль дороги руин. — Люди привыкли выживать, любым способом, а хуже всего то обстоятельство, что на планетах-победительницах в последние годы сформировалось поколение, уже не участвовавшее в войне, но работавшее на нее, осознавая, насколько это выгодно. Ты понимаешь, о чем я говорю? — не скрывая горечи, усмехнулся он. Этот Майкл и его дружки… они ведь в основном наши с тобой ровесники, но судьба пощадила их, не дав заглянуть смерти в глаза, испытать ужас и обреченность… Вместо этого они тонко уловили, что можно безбедно жить, эксплуатируя вселенское безумие.

Шевцов покосился на своего спутника.

— Ты понял это, работая на кладбище металла?

Генри покачал головой, продолжая смотреть за окно машины.

— Это лишь маленький фрагмент, Шевцов. Капля в океане действительности. Я ведь говорил тебе, что служил во флоте Колоний и видел, что на самом деле творится в космосе. — Он протянул руку, машинально прикуривая новую сигарету. — Война разбросала людей по сотням планет, заставила маленькие анклавы забиться в глубокие норы. Пока Центральные Миры пытаются объединить остатки цивилизации, в десятках звездных систем, освоенных в период войны, процветает этот дикий бизнес, основанный на одном законе: за кем сила, тот и прав. В этом смысле Кьюиг может считаться образцовой планетой.

— И что, все смотрят сквозь пальцы на этот послевоенный хаос? — спросил Шевцов.

— Нет, почему же… Развитые колонии пытаются навести хоть какой-то порядок, создать общее законодательство, но война обескровила их, и потому флот Центральных Миров может эффективно контролировать едва ли десяток планет, расположенных на небольшом удалении от Форта Стеллар.

— Я слышал разговоры о создании так называемой «Конфедерации Солнц» и «Совета безопасности Миров».

— Когда это будет? — повернув голову, спросил Генри.

Семен не ответил, и Нолан внезапно подытожил свои мысли:

— Мы живем здесь и сейчас, Шевцов. Ты правильно поступил, но твоя логика страдает избирательностью. Да, я могу бояться, трястись, не понимать сути некоторых вещей, но я не строю иллюзий. — Генри с отвращением выбросил наполовину выкуренную сигарету, которая вызывала горечь во рту. — Если не расстанешься со своими иллюзиями, не разжуешь собственную судьбу, погибнешь, — добавил он. — Война не окончена, она продолжается. Поражение Земли не потушило пожар. Он тлеет. Люди разучились любить друг друга — те, кто воевал, сгорели изнутри, а кто отсиделся за их спинами, не хотят, чтобы менялось существующее положение вещей.

— Разжевать судьбу — значит, смириться с ней? — спросил Семен.

— Может быть, и так.

— А идти наперекор?

— Не знаю… Не думаю, что можно добиться какой-то справедливости. Мы потерянное поколение, Шевцов. Наш удел — жить на руинах войны, страшась поднять взгляд к небесам. Я говорю не за всех — за себя.