Книга Повенчанные страстью, страница 28 – Николь Джордан

— И что же ты предлагаешь? Чтобы мы вновь стали любовниками?

Джейк слабо улыбнулся.

— Это будет только начало.

Кэтлин покачала головой, стараясь говорить уверенным и рассудительным тоном:

— Не могу. Это погубит мою репутацию. А Райан будет носить позорное клеймо сына распутницы.

— Я умею быть осторожным.

Кэтлин вздохнула, сделав вид, что не заметила насмешки в его словах.

— Я не хочу, чтобы скандал отразился на моем сыне. Достаточно того, что четыре года назад меня назвал шлюхой родной отец…

Лицо Джейка смягчилось.

— Это правда? Надеюсь, твой отец только этим и ограничился?

— Он… угрожал мне, но только на словах. Он заявил, что готов вышвырнуть меня из дома, но… дал мне время, чтобы собрать вещи и подготовиться к отъезду к тете. Чтобы не видеть моего «позора». — Она горько усмехнулась.

— Неужели ты была согласна с ним? Неужели считала то, чем мы занимались, позором?

Кэтлин покачала головой, боясь выговорить хоть слово. Нет, она не стыдилась своей любви. Не могла назвать ее грехом даже сейчас.

Джейк молча вглядывался в ее лицо, искренне желая утешить. Только он был виноват в том, как обошелся с Кэтлин ее отец. Должно быть, Кэтлин пришлось нелегко. Джейк больше не хотел ранить ее.

Наверное, Кэтлин права: ему следует держаться от нее подальше. Это был бы благородный поступок: вернуться к прежней жизни, но навсегда забыть о Кэтлин. Конечно, будущее станет для него адом. Однако он уже провел в аду четыре года.

И все же он не хотел сдаваться сразу.

— Мы могли бы пожениться. Она ахнула, уставившись на него:

— Что за жестокую игру ты затеял, Джейк?

— Это не игра, Кэт.

— Ты говорил, что заставишь меня поплатиться за все, что сделал мой отец.

— Эти слова случайно вырвались у меня.

— А как же быть с тем, что произошло четыре года назад? — Она с нетерпением ждала ответа. — Неужели ты… соблазнил меня, как легкую добычу? Может, для тебя это было просто развлечением? Или ты хотел отомстить моему отцу, как и собирался?

Джейк провел ладонью по волосам, взъерошив их.

— Нет, я не стремился развлекаться. И уж конечно, не мечтал о мести. Клянусь чем угодно — я хотел жениться на тебе. Я никогда не говорил об этом ни одной женщине. Что еще я мог сделать?

«Ты мог бы сказать, что любил меня». Но слова Джейка пробудили в ней слабую надежду. Неужели он и вправду мечтал о ней?

— И ты действительно женился бы на мне? Зеленые глаза прищурились.

— Ты же никогда не страдала тупостью.

По какой-то причине этот резкий, почти грубый ответ убедил Кэтлин гораздо больше, чем даже самые пылкие клятвы. Она медленно покачала головой.

— Впрочем, это уже не важно. Теперь я не могу выйти за тебя, Джейк.

— Почему? Боишься мучиться угрызениями совести оттого, что связалась с убийцей собственного брата?

— Это… не единственная причина. — Несомненно, она не хотела бы предать память Нила, но сейчас она думала о другом. — По правде говоря, я… не хотела бы, чтобы такой человек стал отцом для моего сына.

На миг челюсти Джейка сжались.

— Значит, вот в чем все дело? В твоем сыне?

— Да, — едва слышно отозвалась она. — Он — самое дорогое, что у меня есть.

— Когда-то и я был дорог тебе.

— Может быть. Но теперь я не могу относиться к тебе так, как раньше. — Ее сердце сжалось от боли и сожаления. — Я даже не знаю, какой ты теперь, Джейк.

— Неужели я настолько изменился? — тихо выговорил Джейк.

— Да… ты стал другим.

Непрошеные слезы затуманили ее глаза. Джейк, которого она помнила, был благородным и добрым, сильным, но способным проявить сочувствие. Этот человек мог быть бесконечно внимательным, поразительно нежным. А сидящий перед ней незнакомец… о нем Кэтлин ничего не знала.

К ее удивлению — и несказанному облегчению, — Джейк отстранился, небрежно положил локоть на спинку своего стула и молча вгляделся в нее.

— Тогда все правильно, — с расстановкой произнес он — Нам не стоит жениться. Если хочешь, я могу предложить тебе дружбу. Кэтлин похолодела. Она могла вынести горечь Джейка, его гнев, даже презрение: борьба с этими чувствами придавала ей сил. Но предложение дружбы ужаснуло ее. Она не хотела никаких отношений с этим человеком. Она не верила, что он сумеет держаться на расстоянии.

— Как давно это было в последний раз, кошка? — вдруг спросил он.

— Что было?

— Когда ты в последний раз занималась любовью?

— По-моему, это тебя не касается, — отрезала она.

— А если я намерен поступить так, чтобы это касалось меня?

Такая неслыханная самоуверенность привела Кэтлин в ярость. Она поджала губы.

— Если бы ты не страдал провалами памяти, ты бы вспомнил, что домогаться меня бессмысленно.

Джейк с невинным видом поднял обе руки.

— Я не домогаюсь, Кэт. — Он не лгал. Он желал только одного: коснуться ее. Ощутить, как она успокаивается в его объятиях. Пробудить в ней неотступное желание. Но еще больше он хотел заставить ее понять, что они потеряли и что еще могли вернуть.

Он искоса взглянул на дверь, ведущую в коридор.

— Больше всего я хотел бы немедленно унести тебя в спальню и предаться любви до изнеможения, но я намерен дать тебе время.

— Зачем?

— Чтобы ты поняла: мы принадлежим друг другу.

— Этого никогда не будет.

Не сводя с нее глаз, Джейк лениво улыбнулся.

— Хочешь поспорить? Кэтлин затаила дыхание.

— Я ведь знаю тебя, Кэтлин. Знаю твое тело, помню, как заставить тебя мурлыкать.

Его голос стал вкрадчивым и томным, медленная улыбка блуждала на его губах. Эта улыбка пугала Кэтлин. Она скрывала едва сдерживаемый пламень страсти, в любой момент готовый вырваться наружу.

Кэтлин невольно сжала кулаки. Судя по тону, Джейк питал непоколебимую уверенность в том, что в его объятиях она испытает ни с чем не сравнимое удовольствие, и, к своему огорчению, Кэтлин знала: это не пустая похвальба. Любовь Джейка была неистовой, почти животной, налетала, как гроза. Кэтлин хорошо помнила, что способна растаять от одного его прикосновения. Их совокуплению предстояло стать бурным, страстным и продолжительным — однако ей хотелось от Джейка большего. Гораздо большего.

— Даже если бы я хотела снова быть с тобой, — дрожащим голосом отозвалась она, — а я этого не хочу, уверяю тебя, я ни за что не сделала бы этого. Я должна думать о сыне. Он — единственное, что дорого мне.