Книга Падение в бездну, страница 6 – Валерио Эванджелисти

Мишель вовсе не был расположен обсуждать эти темы с незнакомым человеком. Он заметил слегка смущенно:

— Видите ли, то, что кажется вам даром, на самом деле может оказаться проклятием. Умение заглядывать в будущее еще не означает, что сразу станешь счастливым.

— Moгy себе представить. Вы только и говорите, что о войнах и катастрофах.

— Для этого не надо пророческого дара: достаточно посмотреть вокруг.

Франсуаза вернулась, неся в одной руке графин и чистый бокал, а в другой блюдо, которое ловко поставила на стол. На блюде дымились толстые макароны, фаршированные мясом и зеленью, которые в Италии называли равиоли, с кусочками говядины, приправленными петрушкой и вареным шпинатом.

Мишель пальцами взял пару кусочков равиоли и отправил в рот. Де Морель сделал то же самое. Прожевав, он спросил:

— Королева знает о том, что вы в Париже?

— Нет еще. Я думал известить ее через своего друга, Габриэле Симеони. Но у меня обострилась подагра, и теперь я не знаю, когда смогу до него добраться.

— Симеони? Вы имеете в виду астролога? О, с ним я хорошо знаком.

— В самом деле?

Приятно удивленный, Мишель налил себе вина. Боли в ногах стали утихать.

— Он сейчас при дворе?

— К сожалению, нет. Он завербовался в королевское войско и сейчас, надо думать, марширует в сторону Пьемонта. При дворе он оставил женщину, с которой живет, некую Джулию. Вы с ней знакомы? Необычайно красивая итальянка… Но что с вами? Вы так побледнели…

Мишель закрыл глаза. В его мозгу вдруг промелькнуло видение тесного и пыльного подвала, с паутиной, висящей с потолка. Чья-то рука с лампой старалась осветить полустертую надпись: D. М., Dies Manibus [2] . Такая надпись часто попадалась в древних римских гробницах.

И тут же видение сменилось: появилось странное, тревожное небо, все в разноцветных спиралях туманностей. С него свешивалось гигантское лицо новорожденного с пухлыми губами, гладкими щеками и желтыми кошачьими глазами с узкими щелками вертикальных зрачков. Чудовище что-то ему нашептывало…

Раньше Мишель испугался бы такой галлюцинации. Теперь же он научился владеть собой, хоть и был взволнован. Он выслушал все сказанное и приказал демону убираться. Тот удивился, но повиновался. Разноцветный космос исчез вместе с ним.

— Вы что-то сказали?… — спросил Мишель, встряхнувшись.

Он наслаждался сознанием собственной силы. Древний обряд, который они с Жюмель совершили несколько месяцев назад, казалось, ввел его в согласие с мирозданием. Торжествовать было рано, но он подозревал, что достиг наконец состояния Мага, человека, причастного божественным тайнам.

Де Морель нервничал.

— Я спросил вас, не плохо ли вам. Вы очень бледны.

— Нет, я прекрасно себя чувствую.

Мишель поискал глазами служанку.

— Принесите, пожалуйста, письменные принадлежности. Они ведь у вас есть?

— Конечно. У нас часто останавливаются нотариусы и адвокаты. Сейчас принесу.

Она вернулась с пером, чернильницей, чистыми листами бумаги и с плохо сшитой конторской книгой.

— Хозяин забыл, но Шатле издал указ, что каждый, кто останавливается в парижских гостиницах, должен оставить в книге записей свое имя. Думаю, всему виной религиозные волнения.

Не говоря ни слова, Мишель расписался в книге. Подождав, пока девушка унесет ее за стойку, он взял лист бумаги и, под изумленным взглядом де Мореля, написал:

Quand l'escriture D. М. trouvee

Et cave antique à lampe descouverte,

Loi, Roy et Prince Ulpian esprouvee,

Pavillon Royne et Duc sous la couverte.

Когда обнаружится надпись Д. М.

И под древние своды войдут со светильником,

Закон, Король и Принц Ульпиан будут испытаны.

Королева и Герцог в павильоне скроются [3] .

Он заметил, что юноша пытается прочесть написанное, и улыбнулся, сложив листок и отложив его в сторону.

— Вы присутствовали при рождении одного из пророчеств, — сказал он, не скрывая удовлетворения. — Только прошу вас, не расспрашивайте меня об этом. Я и сам отчасти не понимаю, что меня толкает записать пророчество. И часто не понимаю смысла того, что записал.

Было видно, что де Морель готов засыпать Мишеля вопросами, но такая просьба его остановила.

— Хорошо, я больше ни о чем не буду спрашивать. Я начал говорить о Симеони и о женщине, что живет с ним. Поскольку он в Италии, доложить о вас королеве и устроить встречу с ней могу я.

— Буду вам очень признателен. Надо только подождать, пока успокоится моя подагра. Дайте мне хотя бы несколько дней.

— Как вам угодно, — ответил де Морель. — я тем временем смогу насладиться вашим обществом. Я и мечтать не мог о такой чести.

Остаток обеда прошел в светской болтовне о трудностях сосуществования Екатерины Медичи и любовницы ее супруга, некой Дианы де Пуатье. Собеседники уже вставали из-за стола, когда в гостиницу вошли трое агентов городского патруля, гражданской полиции Шатле, которую прозвали спящей гвардией. Их можно было сразу узнать по нарочито скромному платью и серым плащам, из-под которых торчали шпаги. Только дворяне, да и то не все, имели право на передвижение по городу с оружием, и поэтому было совершенно немыслимо встретить на улице горожанина с ножнами, подвешенными к поясу.

Однако сбиров отличало не столько оружие, сколько грубое и вызывающее поведение. Они прямиком направились к хозяину, который разбивал и гасил головни в камине, поскольку обеденное время прошло. Схваченный за плечо, хозяин вздрогнул, задел вертел, и остатки мяса упали на еще не погасшие угли.

Де Морель коснулся руки Мишеля.

— Делайте вид, что не замечаете их, — шепнул он. — Все уже привыкли, что городской патруль взимает часть выручки у трактирщиков. Когда-то они занимались этим потихоньку, а теперь, видно, обнаглели от привычки к безнаказанности.

Но дело, судя по всему, было не в деньгах. Агенты прошли с хозяином к стойке, велели Франсуазе показать книгу записи постояльцев и начали быстро ее листать.

Де Морель еще раз успокоил Мишеля:

— Не тревожьтесь. Они выискивают имена испанцев, швейцарцев и немцев. Первых — как возможных шпионов, а остальных — как подозреваемых в принадлежности к гугенотам. Количество кальвинистов в Париже стремительно растет. Среди них попадаются достойные люди, но в большинстве своем это интриганы, которые ни во что не ставят престиж короны.