Книга Самый глупый ангел, страница 21 – Кристофер Мур

Гейб Фентон был полевым биологом-бихевиористом — изучал диких грызунов или морских млекопитающих, в зависимости от того, кто финансировал исследования. Он жил в небольшом государственном коттедже у маяка со стофунтовым черным лабрадором по имени Живодер.

— Слыхал? И все равно не позвонил?

Время уже подошло к полудню, и кайф у Тео почти выветрился, но в норму констебль еще не пришел. Парням же не следует жаловаться на отсутствие дружеской поддержки, если речь не идет о драке в баре или перетаскивании тяжестей. Это аномалия в поведении. Может, Гейбу и впрямь нужно больше времени проводить с людьми.

— Слушай, Гейб, я принес тебе подарок, — ответил Тео. — И посмотри, как мне рад Живодер.

Живодер в самом деле радовался Тео. Пес выталкивал Гейба из дверного проема, его мясистый хвост бил в открытую дверь, как в колбасный барабан войны. У Живодера Тео ассоциировался с гамбургерами и пиццей, а когда-то он даже считал констебля Аварийным Вспомогательным Кормильцем (поскольку Основным Кормильцем был все-таки Гейб).

— Ну, тогда, наверное, тебе следует войти, — сказал биолог и шагнул в сторону, освобождая проход. Живодер поздоровался, сунув нос Тео в промежность. — Я тут работаю, так что у меня легкий беспорядок.

Легкий беспорядок? Таким же преуменьшением было бы называть Батаанский марш смерти экскурсией на природу: похоже, всеми пожитками Гейба кто-то зарядил пушку и бабахнул из нее в комнату прямо сквозь стену. Грязное белье и посуда валялись на всех плоских поверхностях комнаты, за исключением рабочего стола — тот, если не считать крыс, был безупречен.

— Славные крысы, — заметил Тео. — Что ты с ними делаешь?

— Изучаю.

Гейб уселся перед пятигаллонными аквариумами: они были выстроены звездой вокруг центрального резервуара и соединены с ним трубами с дверцами, чтобы крыс можно было перемещать из одной камеры в другую. К спине каждого зверька крепился серебристый диск размером с четвертак.

Гейб открыл дверцу, одна крыса ринулась в центральный резервуар и сразу же взгромоздилась на его обитательницу. Биолог ткнул в кнопку маленького пульта дистанционного управления. Удирая, нападавший чуть не совершил обратное сальто.

— Ха! Так ему и надо, — воскликнул Фентон. — У самки в центральной клетке течка.

Самец осторожно попятился, обнюхал все вокруг, после чего попробовал взгромоздиться на самку снова. Гейб опять нажал кнопку. Самца сдуло.

— Ха! Как тебе это нравится? — Гейб был похож на маньяка. Он перевел взгляд с клеток на Тео. — К их яичкам подведены электроды. Серебряные диски — батарейки и приемники. Всякий раз, когда он сексуально возбуждается, я луплю ему по яйцам полусотней вольт.

Крыса сделала еще один заход, и снова Гейб ударил по кнопке. Офигевший самец отполз в угол.

— Глупый ты засранец! — крикнул биолог. — Думаешь, они чему-нибудь учатся? Я сегодня каждому вкатил уже раз по десять, а когда открою клетки завтра, они все опять на нее полезут. Видишь, видишь, какие мы?

— Мы?

— Ну да. Мы. Самцы. Видишь какие? Знаем, что будет только больно, но возвращаемся опять и опять.

Гейб Фентон всегда был таким уравновешенным, таким спокойным, таким профессионально объективным и одержимым наукой, таким надежно упертым, что сейчас Тео казалось, будто перед ним совершенно другой человек. Словно кто-то соскреб с биолога весь интеллект и обнажил нервы.

— Э-э, Гейб, может, нам все-таки не стоит приравнивать себя к грызунам? То есть…

— О, ну еще бы. Это сейчас ты так говоришь. А потом позвонишь и скажешь, что я был прав. Что-нибудь случится, и ты позвонишь. Она растопчет тебе сердце, а ты сам дорушишь остальное. Я прав? Прав?

— Э-э, я… — Тео вспомнил про секс на кладбище, за которым последовала ночная ссора.

— Ну вот, а сейчас я сменю ассоциацию. Смотри. — Гейб протопал к книжному шкафу, раскидал с полки профессиональные журналы и блокноты и наконец нашел то, что искал. — Посмотри на нее. Видишь? — В руках он держал свежий каталог «Секрета Виктории». Модель на обложке была обряжена в зрелищные покровы, которые едва ли адекватно скрывали ее привлекательность. Выглядела девица при этом счастливее некуда. — Красивая, да? Поразительно, верно? А теперь секундочку. — Гейб сунул руку в карман штанов и вытащил стальной пультик — такой же, как и тот, что лежал на крысином столе. — Красивая, значит? — переспросил он и нажал кнопку.

Спина биолога немедленно выгнулась, он вдруг подрос дюймов на шесть — будто все мышцы у него в теле напряглись разом. Дважды он содрогнулся в конвульсиях, после чего рухнул на пол, по-прежнему сжимая в кулаке мятый каталог.

Живодер зашелся в приступе лая. Не умирай, Кормилец, моя миска осталась на крыльце, а сам я открывать дверь не умею, — говорил он. Снова-здорово — он всегда радовался, что Кормилец не умер, его только судороги нервировали.

Тео кинулся на помощь другу. Глаза у Гейба закатились, он дернулся еще пару раз, после чего глубоко вздохнул и посмотрел на Тео.

— Видишь? Меняется ассоциация. Еще немного, и у меня такая реакция разовьется даже без электродов, подведенных к мошонке.

— Ты нормально?

— Ну да. Навык закрепится, я знаю. У крыс пока не получилось, но надеюсь, что получится, пока они все не перемерли.

— Они от этого умирают?

— Ну, им же должно быть больно, иначе они ничему не научатся. — Гейб снова взялся за пультик, и Тео поскорее выхватил у него коробочку.

— Прекрати!

— У меня есть еще один комплект электродов с приемником. Не желаешь на себе попробовать? Я просто смерть как хочу испытать эту штуку в полевых условиях. Можем сходить в бар с голыми сиськами.

Тео помог Гейбу подняться, усадил его на стул спиной к столу с крысами, а сам подвинул табурет и устроился напротив.

— Гейб, ты себя не контролируешь. Извини, что я не звонил.

— Я знаю, ты был занят. Все в порядке.

«Здорово — вот теперь у него правильная реакция Рождественской Амнистии», — подумал Тео.

— Эти крысы, электроды, все вот это вообще — это все неправильно, и все. Ты закончишь свои дни либо в компании параноиков-женоненавистников, либо в братской могиле на куче трупов.

— Можно подумать, это плохо.

— У тебя разбито сердце. Оно склеится.

— Она сказала, что я скучный.

— Видела бы она вот это. — И Тео обвел рукой комнату.

— Ее не интересует моя работа.

— Вы долго продержались. Пять лет. Может, срок просто вышел. Ты же сам говорил, что человеческого самца эволюция не приспособила к моногамии.

— Ну да, только тогда у меня еще была подружка.

— Значит, это неправда?

— Да нет, правда, но когда у меня была подружка, я из-за этого не переживал. А теперь знаю, что я биологически запрограммирован распространять семя моих чресл вширь и вдаль, передавать его массе разнообразных самок нескончаемой чередой бурных бессмысленных совокуплений и всякий раз подыскивать себе новых и новых, способных к размножению женских особей. Мои гены требуют, чтобы я его передавал дальше, а я даже не знаю, с чего начать.