Книга Сайонара, страница 54 – Сьюзен Баркер

– А, детишки шалят…

От неожиданности я вздрогнул. Обернувшись, я увидел в дверях седой хохолок и широкие плечи заместителя главного менеджера по работе с персоналом Мураками. Он приветствовал Меня желтозубой улыбкой.

– Верно, – отвечал я. – Я приветствую физические упражнения во время ленча. Они способствуют улучшению метаболизма и прогоняют послеобеденную дрему.

Мураками-сан пересек комнату и подошел ко мне.

– А сами-то что, Сато-сан? Давно ли вы занимались физкультурой?

– Каждый день я пешком хожу от станции до дому. Двадцать минут. Именно столько рекомендуют врачи мужчине моих лет.

– Уверен, вы способны на большее. Я сам стараюсь заниматься как можно чаще, чтобы держать старый мотор в рабочем состоянии.

Мураками-сан подмигнул мне. Может быть, он и выдающийся гольфист, но не стоит уверять меня, что он находится в лучшей физической форме, чем я. Сначала мне захотелось рассказать ему о моих еженедельных домашних ремонтах, но затем я решил, что глупо кичиться здоровым образом жизни перед заядлым курильщиком и любителем выпивки. Палочками я подхватил несколько рисовых зерен и отправил их в рот. На стоянке внизу Таро с шутовскими ужимками изображал, как волан стукает его по голове. Девушки заливались смехом, импровизированная сетка оседала на глазах.

– Глядите, как Таро увивается перед госпожой Ямамото, – снисходительно заметил Мураками-сан. – Влюбился, что ли?

Я прожевал рис и уклончиво промычал что-то.

– А возьмите старину Такахару и его гавайскую госпожу. Кто бы мог подумать? Иногда любовный вирус настигает людей далеко не первой молодости.

– Я как раз собирался поговорить с вами о Такахаре-сан, – озабоченно сказал я. – Я считаю, нам следует найти его и серьезно с ним поговорить. Все, что случилось, настолько не в его характере, что я опасаюсь за психическое здоровье Такахары-сан.

– Право же, Сато-сан, нельзя быть таким циничным! Впрочем, в ближайшем будущем я действительно собираюсь встретиться с Такахарой-сан, чтобы обсудить вопрос возврата пенсионных выплат. А до тех пор вам придется мучиться сомнениями. Разве так трудно поверить, что человек способен бросить все ради любви?

Я снова неразборчиво промычал. Внизу в парке госпожа Хатта и госпожа Акаши скатывали сетку, а госпожа Ямамото пожимала руку Таро. Он восхищенно смотрел на нее, не желая отнимать руки.

– Я должен идти, – сказал Мураками-сан. – Сегодня придется развлекать чиновников из мэрии. А я еще не отошел от вчерашних гостей из нашего филиала на Тайване!

– Какой у вас напряженный график, – заметил я.

Я вгляделся в профиль Мураками-сан, пока он широко зевал. Сосудистые сеточки на носу и щеках напоминали крохотных червячков. В его дыхании ощущался запах виски и освежителя рта.

– До встречи, Сато-сан. – Мураками-сан сердечно похлопал меня по плечу. – И не будьте слишком строги к старине Такахаре. Кто знает, может быть, следующей жертвой любовного вируса станете вы сами!

Мураками-сан еще раз лукаво подмигнул мне. Затем он вышел, тяжело затопав по коридору, и в это время раз дался сигнал, возвещающий об окончании ленча.

Около пяти я так разволновался, что не мог усидеть на месте. Я собирал лишние скрепки и приводил в порядок корзинку для входящих бумаг, когда ко мне подошла госпожа Ямамото. Она была свежа, словно на часах застыло 8.30 утра, и ей были очень к лицу белая блузка и платье-комбинезон. Она попросила разрешения начать проверку кредитоспособности Накамуры – дело довольно хлопотное, к тому же требующее моего наблюдения и не одного часа работы. Я с неохотой согласился и, на мгновение утратив контроль над собой, устало вздохнул. Ты же знаешь, я не поощряю в офисе этих охов-вздохов. Эмоции негативно влияют на рабочую атмосферу. Тут же заметив мое настроение, госпожа Ямамото сказала:

– Вам незачем оставаться, господин Сато! Сегодня вы и так слишком много работали! Я прекрасно управлюсь сама… Нет, я просто настаиваю, чтобы вы шли домой.

Слова ее звучали так искренне и убедительно, что я не мог не улыбнуться.

– Что ж, убедили, так и поступим, госпожа Ямамото, – сказал я. – Бумаги – в вашем полном распоряжении!

– Можете рассчитывать на меня, сэр! – воскликнула госпожа Ямамото и шутливо отсалютовала мне.

Когда я вышел из поезда, погода разбушевалась. Ветер свистел в ушах и трепал лацканы пиджака. Галстук взлетал передо мной, словно поводок. Повернув на нашу улицу, я увидел двоих отпрысков Окумуры, запускавших воздушного змея, который они соорудили из пластикового пакета. Детям приходилось с силой тянуть за веревку, так как ветер норовил вырвать из рук и унести в небо их экономичного змея. Дойдя до дома, я с удовольствием отметил про себя, что занавески в спальне раздвинуты, а окно приоткрыто, чтобы в комнату мог поступать свежий воздух. Это означало, что Марико на месте. Я вставил ключ в замок и только тут обнаружил, что дверь закрыта на щеколду.

– Марико? – позвал я.

Дом был нем, как могила. Я сбросил мокасины и опустил портфель, затем бегом поднялся по ступенькам и постучался в дверь спальни. Не получив ответа, несколько мгновений вслушивался, а затем вошел внутрь. Твое лоскутное одеяло было аккуратно сложено, а туфли с красными пряжками исчезли. Я развернулся и вышел в коридор.

Дверь в ванную со скрипом отворилась. Я легонько постучал.

– Марико?

Я отворил дверь ванной и попал в объятия теплого и влажного воздуха. Очки мои тут же запотели. Капли конденсата покрывали плитку на стенах. Должно быть, Марико мылась совсем недавно. Я почуял запах своего шампуня от перхоти из супермаркета. (Я целый год пользуюсь одной бутылочкой – так мало нуждается в шампуне моя лысина.) Однако знакомый химический запах смешивался с чем-то нежным и мускусным, словно медвяная роса. Я протер очки рукавом, а когда снова надел их, кое-что бросилось мне в глаза. На покрытом конденсатом зеркале проступало слово «судьба». Казалось, иероглиф нанесен быстрой кистью каллиграфа. С перекладины свисало полотенце. Прежде чем выйти, я дотронулся до мокрых волокон.

Хлеб и джем исчезли, а тарелка и нож были вымыты и оставлены для просушки. Мою записку Марико свернула в виде цветка лотоса в технике оригами. Я разочарованно осматривал кухню.

– Судьба, – произнес я вслух, – придет же в голову писать такое на зеркале.

Затем я услышал щелчок входной двери.

Я ждал, прислушиваясь к тому, как Марико снимает туфли и надевает тапочки, а затем мягко топает на кухню.

– Марико, – начал я, когда она возникла в дверях.

Девушка остановилась, в глазах ее светились благодарность и стыд. Одежда смялась от ночного сна, плиссированные складки на юбке разгладились. Один носок натянут до колена, другой болтался у лодыжки. Я с удовольствием отметил, что к Марико вернулся обычный персиково-сливочный цвет лица. Твоя старая плетеная корзинка, обычно валявшаяся в углу кухни, свисала с руки. Влажные волосы растрепал ветер. Я подумал, что ей не стоило выходить из дома с мокрой головой.