Книга Киммерийская крепость, страница 6 – Вадим Давыдов

Через несколько минут Гурьев возвратился. Увидев его, выходящего из автомобиля, Вера, несмотря на строгое предупреждение ничему не удивляться, прижала ладонь ко рту.

По указанию Городецкого в Симферополе Гурьева встречал шофёр, чтобы отвезти в Сталиноморск – Гурьев хотел проверить, каковы автомобильные дороги на второстепенном направлении. Предполагалось, база перевалки грузов будет именно в Симферополе: и не в Сталиноморске, и на виду, а значит – хорошо спрятано. Стандартная синяя горкомовская «эмка», и шофёр – разбитной парень в лихо заломленной шестиклинке, явно гордящийся русым чубом из-под козырька. Он посмотрел на Веру с удивлением куда большим, чем она на него – уж очень не вязался её затрапезный вид с холёным московским гостем, явно серьёзным начальством, даром, что на артиста похож. А может, артист и есть. Во дела, подумал шофёр. Интермедия. Привязалось к нему это недавно услышанное в кино слово.

Гурьев усадил Веру с ребёнком на заднее сиденье, уместил свои вещи в багажнике авто – чемодан был изготовлен на заказ таким образом, чтобы помещаться в тесных багажниках отечественных «эмок» и «ГАЗов» – и сел рядом с шофёром.

— А в Сталиноморске куда, товарищ Кириллов? — спросил шофёр.

Услышав, как шофёр назвал Гурьева чужой фамилией, Вера вздрогнула и закусила нижнюю губу едва не до крови.

— Краснофлотская, тридцать два, — откинувшись, Гурьев обернулся и указал подбородком на Катю: – Спит?

— Да. Спасибо.

— Что?

— Спасибо, — повторила Вера и не отвела взгляда, отважно встретив всплеск расплавленного серебра со дна гурьевских глаз.

— Это службишка, не служба, — Гурьев усмехнулся.

И, отвернувшись, за всю дорогу не проронил больше ни слова.

У калитки «эмка» остановилась. Гурьев помог Вере выйти:

— Ну, вот вы и дома.

— А ты сейчас куда?

— В гостиницу.

— Ты не сердись на меня, — тихо попросила Вера. — Я просто забыла уже, что это такое, когда рядом кто-то, — она помолчала и добавила шёпотом: – Как ты.

— Я понимаю, — Гурьев прищурился, глядя поверх её головы. — Я не сержусь, Веруша. Ни капельки. Вот совершенно.

— Может, хоть вещи у нас оставишь? — Вера крепко держала за руку Катю, норовившую вырваться и помчаться навстречу обещанным вкусным пирогам. — Пожить не предлагаю, понятно, откажешься…

— Понятно, откажусь, — Гурьев достал из кармана пиджака плотный конверт. — Здесь три тысячи, — видя, как Вера отшатнулась, он взял женщину за руку и вложил в неё деньги, сказал резко: – Ну же, это не милостыня. Отдашь потом… когда-нибудь. Лишними не будут, а у матери, смею предположить, фамильные бриллианты по полу не раскиданы.

— Яша, — Вера так сжала конверт, что побелели пальцы. — Яша, кто ты?!

Гурьев словно не слышал вопроса:

— Как только я со своими делами закончу – это несколько дней – позанимаюсь твоими бумагами. Сама никуда не ходи и лишнего в городе не светись. И осторожно. Всё, до свидания.

Не дожидаясь ответа, он вернулся в машину и кивнул водителю:

— Поехали.

— Куда?

— Сначала покатай меня по городу. А потом – в «Англетер», — Гурьев усмехнулся. — Или как это у них тут называется. На полчасика я тебя задержу, а после сразу домой поедешь. Давай, распишусь в путёвке.

Гурьев достал «Монблан» с «вечным» пером, и шофёр не удержался от завистливого вздоха, глядя на невозмутимо безупречное гурьевское ухо. И как это у него волосы-то держатся, пронеслось у парня в голове, ветер же, и на бриолин не похоже? Он буркнул «спасибочки», спрятал подписанный бланк и тронул машину с места.

Город был именно таким, каким Гурьев и представлял его себе. Присутствие флота, хорошо оплачиваемого и молодого, жадного – до жизни и вдруг открывшихся удовольствий – флотского комсостава, пусть и не такого многочисленного, как в Севастополе; и вместе с тем – огромное количество курортников, организованных и не очень, — сообщали здешней атмосфере ту самую, почти забытую им уже, невыразимую лёгкость бытия, какую невозможно было встретить в набитой «номенклатурой» и страхом Москве или промозглом, вылизанном волнами чисток и высылок Питере. Как будто и нет ничего. Как будто всё замечательно. Ни очередей, ни серых пальто, ни панбархатных жакетов. Кафе-мороженое, фабрика-кухня, санаторий «Приморский», пансионат «Шахтёр». Ресторан «Астория». Коммерческий, надо же. Немного похоже на Фриско. Эти горы… О-о, подумал он, усмехаясь про себя. Вспомнила баба, как девкой была. Не была ты никогда девкой, дурная баба. Приснилось тебе всё. Есть только вот это. Здесь и сейчас.

Зарегистрировавшись в гостинице и оставив в номере вещи, Гурьев направился представляться.

Где-то ближе к одиннадцати, после обязательного визита, нанесённого заведующему городским отделом народного образования, Гурьев подошёл к Первой школе. Огромное здание бывшей классической гимназии, выстроенное в конце прошлого века, едва просвечивало сквозь густую листву каштанов и лип. Он легко взбежал на высокое крыльцо, отворил тяжёлую дверь и очутился в длинном мрачноватом вестибюле. Было тихо – до начала занятий оставалось три дня.

Гурьев поднялся по широкой парадной лестнице, подошёл к кабинету заведующей, постучал:

— Можно?

— Да-да, входите!

Он шагнул внутрь. За столом у величественного арочного окна сидела миниатюрная, как статуэтка хаката, [6] пожилая женщина в чеховском пенсне. Несмотря на рассиявшийся на улице довольно жаркий августовский день, плечи её укрывал толстый оренбургский платок. Она поднялась навстречу Гурьеву, и он увидел – возраст никак не отразился на её фигуре, по-прежнему изящной, словно у юной курсистки.

— Здравствуйте, — Гурьев чуть наклонил голову и назвался.

— Анна Ивановна Завадская. Я очень рада, — сердечно сказала женщина и протянула Гурьеву руку, с удивлением разглядывая его и только теперь понимая, отчего так странно звучал голос заведующего ГОРОНО, решившего почему-то лично предупредить её по телефону о прибытии нового работника. — Да вы садитесь, голубчик, а то мне и смотреть на вас несподручно, — она улыбнулась и гостеприимно указала Гурьеву на кресло, сама опускаясь в такое же напротив. — Экий вы великан, однако. Я вас себе несколько иначе представляла.

— Не вписываюсь в образ? — вскинул брови Гурьев, протягивая ей документы.

— Это вовсе даже неплохо, — возразила Завадская, просматривая бумаги, — во всяком случае, мои головорезы станут относиться к вам с должным почтением. — Она прервалась на полуслове, углубившись в чтение.

Читай, читай, голубушка, незаметно вздохнул Гурьев. Всё там правильно и хорошо, вот только с характеристикой декан перестарался. Ну, да исправлять было уже никак не с руки.