Книга Предначертание, страница 58 – Вадим Давыдов

— Немножко подзабыли, как красиво швартоваться, не так ли, господин капитан? — первым начал он по-русски. — Ну, это ничего. Это службишка, не служба. Дело поправимое.

— Вы… кто? — хрипло спросил шофёр, тоже по-русски.

— Гурьев. Яков Кириллович. Будем знакомы, господин капитан? — он развернулся лицом к шофёру и протянул тому правую руку, — ту самую, на которой браслет.

— Господин Гурьев? Или товарищ Гурьев?

— Сочту за честь стать вам товарищем, господин капитан, — рука его упрямо висела в воздухе.

Шофёр, видимо, всё ещё колеблясь, взял руку Гурьева и чуть повернул, рассматривая браслет. И, приняв пароль за верный, кивнул:

— Осоргин. Вадим Викентьевич. Капитан второго ранга, минный крейсер «Переславль», Черноморский флот. Ныне, кажется, краснознамённый?

А вот теперь пришла очередь Гурьева удивляться.

— Не может быть, — он так сдавил руку Осоргина, что тот поморщился против воли. — Не может быть.

— Ну, отчего же, — печальная усмешка искривила губы моряка. — И небывалое, как известно, бывает. А вы разве…

Гурьев знал. Перед ним сидел человек – живая легенда. Капитан Осоргин, уведший свой корабль из-под носа у красных, взяв на борт всех, кого мог утащить из охваченного паникой Новороссийска. Осоргин, протянувший на двух винтах и одной турбине через Дарданеллы и всё Средиземноморье – до самого Гибралтара. Не может быть, подумал Гурьев. Просто не может такого быть. Таких совпадений не бывает. Вот не бывает такого, и всё.

— Я думал, вы в Париже.

— Я тоже так сначала думал, — вздохнул Осоргин. — А зачем? Не люблю я французский… Несколько моих офицеров остались там. А остальные, кто со мной, — сюда. Теперь здесь вот… перебиваемся. Кому повезло, кто помоложе был – под торговый «юнион джек». А кто рылом не вышел – под шашечки пожалуйте.

— Пройдёмся ещё под Андреевским, господин капитан, — озорно улыбнулся Гурьев. — Давайте поедем, поднимемся ко мне. Посидим, как у нас, флотских, положено.

— Я за рулём, — усмехнулся невесело Осоргин.

— Ничего, Вадим Викентьевич, — Гурьев отпустил его руку. — Переночуете у меня, места хватит. А с завтрашнего утра вы на службе. Поедем. Я всё объясню.

— Гурьев, — Осоргин прищурился, посмотрел в лобовое стекло. — Гурьев. Легенда Корпуса. Единственный, кажется, в истории флота мичман при выпуске. «Гремящий», кажется? У Эзеля где-то их потеряли. Откуда браслет?

— Шестерых спасли датские рыбаки. Его не спасли, а браслет он велел передать мне. Браслет и наградной «Браунинг». Полозов и передал. Константин Иванович Полозов.

— Его плохо помню. Неважно. Как это произошло?

— Приняли бой с «Аугсбургом» и «Бременом». Шансов было – ноль, не мне вам объяснять. Но не сдались.

— Погибаю, но не сдаюсь, — Осоргин кивнул и снова взглянул на руку Гурьева с браслетом. — Ах, как это романтично, — погибаю, но не сдаюсь. Что ж, Яков Кириллович. Поехали, пожалуй.

Они остановились у дома, где находилась студия, снятая Рэйчел для Гурьева. Осоргин закрыл машину, и они поднялись наверх.

Гурьев быстро собрал на стол, открыл бутылку виски:

— Извините, господин капитан. Водки нет. Не готовился.

— Это хорошо, что не готовился, — кивнул Осоргин. И, разлив спиртное, поднял рюмку на уровень груди: – Помянем, Яков Кириллович. Погибаю, но не сдаюсь. Эх!

Он опрокинул виски в себя таким движением, как будто это всё-таки была водка. Его примеру последовал и Гурьев.

Осоргин опустился на стул, дождался, пока сядет Гурьев, налил по второй, легонько стукнул ножкой своей рюмки по его посудине:

— За встречу?

— За встречу, господин капитан.

Они снова выпили. Помолчали. Гурьев не торопился, — ждал, пока Осоргин созреет, чтобы задавать вопросы. Ожидание его длилось не слишком долго:

— Каким же ветром вас в Лондон-то занесло, Яков Кириллович?

Гурьев и сам не ожидал, что сможет уложиться в десяток предложений. Но уложился. Некоторые, особо пикантные нюансы – вроде шаровой молнии – он пока что опустил. Не так уж и много рассказывать. Дослушав, Осоргин разлил третью порцию:

— Легки вы на подъём, однако.

Это еврейская кровь, усмехнулся про себя Гурьев, но промолчал. Осоргин посмотрел на него исподлобья:

— А где же вы повоевать-то успели, Яков Кириллыч?

— Успел, — Гурьев чуть прищурился. — А что, разве заметно?

— Заметно, — кивнул моряк. — Хотели бы скрыть – я бы не заметил. А вы ведь и не скрываете.

— Нет, — улыбнулся Гурьев, — и не думал. Стыдиться нечего. Успел. В Трёхречье. В Маньчжурии.

— На чьей стороне, если не секрет?

— Ни на чьей, — Гурьев покачал головой. — Не был я тогда готов ни на чьей стороне воевать. Людей защищал, как умел. Плохо умел, конечно. А теперь займемся кое-чем поинтереснее.

— И что же это?

— Делом. Теперь нам предстоит множество дел, Вадим Викентьевич. В основном не очень весёлых и уж точно не слишком приятных. А также, возможно, кровавых. Вы как?

— Что это значит?

— Это значит, что можно попробовать.

— Попробовать – что?!

— Вернуться, Вадим Викентьевич. Только не приползти на карачках к большевикам, как некоторые это делают сейчас, а вернуться по-настоящему.

— Это чепуха, — махнул рукой Осоргин. — Они убивают всех, кто пытается хотя бы делать вид, что шевелится. Барон Врангель, генерал Кутепов…

— А мы никому не скажем, — наклонился через стол Гурьев. — Никому из посторонних, я имею ввиду.

— Вы представляете, сколько людей…

— Три десятка. Пока больше не нужно.

— Это смешно.

— Нет. Вы просто ещё всего не знаете. Я вам расскажу и покажу. Тогда вы, возможно, измените своё мнение. То есть наверняка измените, потому что вы боевой офицер. Я прекрасно понимаю, что вы сейчас думаете. И вообще, и обо мне в частности. Понимаю, что вы – и не только вы – давно отчаялись в душе, даже если снаружи пытаетесь делать вид, будто это не так. Я не собираюсь вас уговаривать, Вадим Викентьевич. Я буду действовать. И мне требуется помощь. В том числе ваша помощь.

Осоргин молчал невероятно долго, то поднимая взгляд на Гурьева, то опуская его вновь, задумчиво проворачивая в руках пустую рюмку.

— Что же реально можно предпринять? — стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил Осоргин. — С десятком или с двумя? Пусть с тремя.

— Мы только начнём с десятков. Это так. Большевики тоже начинали не с миллионов, господин капитан. Дело не в количестве голов. Нужны просто правильные инструменты. И нужно научиться ими пользоваться. Мы научимся. И вообще, — Гурьев откинулся на спинку стула, сложил на груди руки и отчаянно улыбнулся, — дело даже не в этом. Дело в том, что нельзя смотреть. Надо драться. А получится или нет… Это не нам решать, Вадим Викентьевич. Если не драться, то точно ничего не получится. Вот совершенно.