
Онлайн книга «Ваш номер - тринадцатый»
![]() Дверь отворилась. На пороге возникла растрепанная тетка с тяжелыми слоновьими ногами в резиновых сапогах ядовито-зеленого цвета. Зорин тупо воззрился на это явление. Явление, между тем, потопталось на пороге и возгласило густым басом: — Здрас-сьте. Звали? — Вы кто? — выдавил, наконец, редактор. — Я-то? Уборщица я, Татьяна Путятишна. — Какая-какая Татьяна? — переспросил плохо еще соображающий Зорин. — Путятишна! — на два тона выше и как бы даже с вызовом повторила тетка. Редактор глуповато уточнил: — Так вы, стало быть, наша уборщица? — Звали-то чего? «Да не тебя я звал, чучундра оглоедская!» — затосковал редактор. Требовалось тут же, на ходу придумать легенду: — Да вот, хотел спросить: как вам у нас работается, Татьяна Путятишна? Нет ли жалоб, пожеланий? — Работается — как работается, — пояснила исчерпывающе Татьяна Путятишна. — А пожелания есть. Вы бы мне, товарищ редактор, шваброчку галанскую покупили! — А отчего непременно — голландскую? — удивился, при всей нелепости этого разговора, товарищ редактор. — Уж больно она ладная, сама и тряпку отожмет, руками в воду лезть не надо. У меня на прежней работе такая была. — Это где же вы прежде-то работали? Не в Кремле, случаем, у президента? — съехидничал начальник. — Не, в вытрезвиловке я работала нашей районной. За хануриками прибирала. Так что со шваброчкой-то будет? «Сама ты швабра хорошая! Купить бы тебе помело — да чтоб ты на нем улетела подальше с глаз моих!» — пожелал от души редактор. Но «швабра галанская» прервала его беспочвенные мечтания: — И еще пылесос ваш не фурычит. Новый надо бы покупить. Этот — как его? — божеский! — «Бошевский», что ли? — догадался Зорин. — Ага! Ну вот я же и говорю — божеский! — подивилась Путятишна начальственной несообразительности. — Я про него рекламу в телевизоре видела. Зверь, говорят, а не пылесос! «Так! Еще пара минут такого бреда — и она у меня автомобиль служебный потребует! — затосковал Зорин. — «Мерседес-Бенц!»» Но Путятишна потребовала иного: — И вот еще чего. Вы бы, товарищ редактор, приказик издали — чтобы оглоеды ваши меньше свинячили! — Что же, у нас в редакции свинячат больше, чем в вашей вытрезвиловке? — подивился «товарищ редактор». — Да оглоеды — те же, и свинячут — так же. — То есть как это: оглоеды те же? — опешил Зорин. — Да я уж, почитай, с десяток знакомых хануриков у вас тут заприметила, — пояснила техничка. — Батюшки-святы, думаю, как опять в родную вытрезвиловку вернулась! Оне-то, паразиты, меня тоже признали. Как завидют, что я по калидору иду — так по комнатенкам своим и прячутся. Юрк-юрк — и никого нетути! «Н-да! — крякнул редактор. — Веселый же у меня контингентик подобрался! И впрямь — оглоеды!» — Так вы, товарищ редактор, про пылесосик-то божеский не забудьте! — напутствовала его Путятишна. — И про шваброчку галанскую — тоже! Одарила товарища редактора обольстительной улыбкой и выскочила резвой козочкой из кабинета. У Зорина глаза на лоб полезли. Ну, Путятишна-толстопятишна! Одно слово — Кармен! Тут он призвал верную секретаршу. Глянув на Венеру, подумал весело: «Где же ты, лисичка некормленая, такую грудь оторвала? Не иначе, у слонихи сперла! Согласно закону Авогадро!» Потом пересилил свои непотребства и вопросил: — Венерочка, у нас что, две уборщицы в штате? — Нет, одна, Денис Викторович, — служебным голоском ответствовала секретарь, в углах губ тая всегдашнюю двусмысленную улыбочку. — Ну как же? — заволновался шеф. — У нас же еще неделю назад другая техничка работала! — Ах, эта? — протянула Мисс Приемная. — Она уволилась. Тут Зоринские волосы встали дыбом: — Когда? Что? Почему не знаю? — А позавчера пришла, написала заявление и забрала трудовую книжку. — А я-то почему узнаю об этом последним?! — загремел Главный. — Со мной почему не согласовали? — У нас такие вопросы решает отдел кадров. Чтобы вас, Денис Викторович, не дергать по пустякам! — сообщила Венера, недоуменно воздев выщипанную бровку: не королевское, мол, это дело — заниматься увольнением техничек! — А почему уволилась-то? Может, обидел кто? — Кто ее обидит — полдня не проживет! — фыркнула Венера. — Просто уезжать собралась из Питера. Говорит — уже и билет взяла. Вот и улетела красная птица, присевшая на Анабеллином бедре! И унесла хозяйку на легких своих крыльях… — Уезжать? Куда? Куда билет-то? — горячий интерес Главного к уборщице Нюше вылезал за все рамки служебных приличий. Ну и черт с ними, с приличиями! — Да не знаю я куда, Денис Викторович! — отчего-то обиделась Венера. — Нюшка не сказала, а мне самой — ни к чему… Зорин вздохнул: — Ну, не сказала — и ладно. В ближайший час я для всех умер: никого не впускайте, ни с кем не соединяйте! Уже переступая порог, секретарша оглянулась через плечо — убедиться, что Зорин провожает ее взглядом. * * * Едва оранжевые Венерины колготки скрылись за дверью, как призывно заквакал аппарат для своих. Зорин нехотя снял трубку, бросил раздраженно: — Да! И услышал грудной, с хрипотцой, голос. — Привет, поработитель! Ты один? Зорину даже показалось, что из трубки пахнуло мексиканской травой сурдаран. Он задохнулся: — Беллочка! Ты? Что? Что случилось? Ты где? Почему исчезла? Ты что, вправду куда-то собралась? — Очень много вопросов сразу, господин главный редактор, — усмехнулась на том конце Анабелла. — И слишком много для телефонного разговора. Надо увидеться. — Надо, обязательно надо! Когда? Давай прямо сейчас, а? Ты свободна? — Нет, я не свободна, — впервые он слышал, чтобы у Анабеллы был такой безжизненный голос. — Я совсем даже не свободна. Но давай прямо сейчас. — Где? Куда за тобой подъехать? — Не надо подъезжать. Встретимся в Пушкине. Давай — у той вазы! Помнишь, где ты героически потерял два зуба? — слабо улыбнулся голос в трубке. — Часа через полтора. Устроит? …И снова они бредут по той окраинной аллее, только теперь она совсем безлюдна. Почки на деревьях еще не проклюнулись, и парк кажется прозрачным — словно грустный стеклодув выдул его из дымчатого стекла туманных сумерек. Похоже, у здешнего дворника до этой дорожки давно не доходили руки: вся она была завалена прошлогодней, перезимовавшей под снегом листвой. Они шли по мертвым листьям, шаркали, шуршали, и каждый боялся разрушить эту ломкую шуршащую тишину. |