Книга Меч Константина, страница 34 – Наталья Иртенина

Опять взяли гитару, Варяг начал тихо перебирать струны. И тут всех удивила Леди Би. Нет, не удивила. Сразила наповал. Сначала она исчезла, затем явилась в кают-компании плывущей царевной-лебедью. В белом длинном, с красными цветами, платье, с пушистыми распущенными волосами. Она шла, и вместе с ней плыла невидимая волна чего-то необыкновенного. Это моментально все почувствовали. Сразу стало ясно, что никакая это не «американка» Леди Би, не говоря уже о Лоре Крафт, а настоящая русская красавица Василиса.

— Жар-птица! — восторженно выдохнул Папаша и стал шарить рукой в поисках фотокамеры, с которой не расставался даже в постели.

И все тут же согласились, что Василиса — Жар-птица, и никто более. Зоркий Папашин глаз выхватил самое главное.

Несколько человек, наэлектризованные Василисиной волной, поднялись ей навстречу. Она молча улыбалась, никому не давая руки. Взяла у Варяга гитару и опустилась на диван. Все ждали какого-нибудь чувствительного романса, но струны зазвучали неожиданно резко и страстно. Василиса запела сильным голосом, полным совсем не тех чувств, на которые все настроились. Она пела о ненависти!

Зло решило порядок в стране навести.

Рукояти мечей холодеют в руке,

И отчаянье бьется, как птица, в виске,

И заходится сердце от ненависти!

Ненависть — юным уродует лица,

Ненависть — просится из берегов,

Ненависть — жаждет и хочет напиться

Черною кровью врагов!

Леха смотрел на нее ошеломленно, растерянно, восхищенно. Весь отряд в этот миг был влюблен в Василису, Всем было понятно, что в Жар-птицу она превратилась в этот вечер не для одного только Лехи, а для каждого из нас И пела длявсех вместе и для каждого в отдельности. Василиса пела о борьбе.

Испытай, завладев

Еще теплым мечом

И доспехи надев, —

Что почем, что почем!

Разберись, кто ты — трус

Иль избранник судьбы,

И попробуй на вкус

Настоящей борьбы.

И когда рядом рухнет израненный друг

И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,

И когда ты без кожи останешься вдруг

Оттого, что убили — его, не тебя, —

Ты поймешь, что узнал,

Отличил, отыскал

По оскалу забрал —

Это смерти оскал! —

Ложь и зло, — погляди,

Как их лица грубы,

И всегда позади —

Воронье и гробы?

Песня смолкла. Смущенно улыбнувшись, Василиса передала гитару командиру. Глаза просили о чем-то. И будто в уступку первым ожиданиям всех присутствующих, командир взял аккорды песни о двух лебедях, запел взволнованно, вдохновенно.

Она жила под солнцем — там, Где синих звезд без счета, Куда под силу лебедям Высокого полета.

Ты воспари — крыла раскинь — В густую трепетную синь, Скользи по Божьим склонам, — В такую высь, куда и впредь Возможно будет долететь Лишь ангелам и стонам.

Но он и там ее настиг — И счастлив миг единый…

И хоть конец был грустный, всем стало ясно: Леха и Василиса отныне повенчаны песней и никуда им друг от друга не деться. Ясно всем, кроме них самих. В этот вечер они для всех остались «на высшем небе счастья», хотя ни разу не обменялись ни взглядом, ни словом.

— Как же, братцы, хочется, — возмечтал Монах, глядя на Жар-птицу, — чтоб вся земля родимая вот так же скинула с себя маску холодной иностранщины…

— Командир, между нами вчера осталась недоговоренность, — напомнил настырный Фашист. — О каких сумасшедших фактах ты говорил?

И на этот раз Святополк не стал сопротивляться обществу.

— Полгода назад я встретился со своим старым знакомым, — начал он. — Он работал программистом в одном аналитическом центре. Мы разговорились, и он рассказал то, о чем, видимо, не имел права рассказывать- Наверное, сыграл роль фактор случайности. Случайно встретились, случайно разошлись. В общем, его отдел получил заказ обсчитать на компьютере реальность с вычтенными цивилизационными смыслами, кроме одного. Проще говоря, что будет с миром, если из него убрать вообще весь ислам, все православие, весь коммунизм, в том числе китайский, все так называемые недемократические режимы. Короче, все, что не стоит на рельсах «Единственного пути».

— Заказец с оккупантским душком, — хмыкнул Фашист.

— Ну, они хотя бы задались хорошим вопросом — что будет? — сказал Йован. -Раньше такой предусмотрительности не замечалось за ними.

— Так что, обсчитали эти ребята? — спросил Монах.

— Почти. Возникла одна маленькая, но существенная проблемка. При расчетах выяснилось, что должен существовать некий совершенно невычитаемый, неотчуждаемый смысл. То, на чем держится сама реальность. Ее фундамент и центр тяжести. А что им считать? То есть они уперлись в вопрос об истине. Что считать истиной. В заказе это, конечно, дается как константа — истинна западно-либеральная, читай — иудео-масонская, модель жизни с ее так называемыми общечеловеческими ценностями, модель «Единственного пути», все остальное — шлак и мусор. Словом, большие сомнения были у моего знакомого. И рассказал он мне не все, до чего-то он сам хотел еще докопаться. Через месяц я узнал, что его сбила машина Мне позвонила его жена и передала Володькины последние слова. Он сказал: «Меня убили. Передай Вадиму — следи за временем».

— Следи за временем? — повторил Ярослав. — Что это значит?

— Тогда я понятия не имел. Неделю спустя его жена тоже погибла. Говорили — с горя вы6-росилась из окна Я начал свое расследование Изучал связи этого центра, где Володька ра6о-тал, шерстил прессу, Интернет. Выяснились интересные вещи. Незадолго до этого в крупной европейской компании, деловом партнере Володькиного центра, разразился скандал. Там украли какой-то суперчип для какой-то секретной разработки. Был убит замдиректора, двоих арестовали по этому делу, и оба погибли в тюрьме — один якобы повесился, другой якобы сам умер. Я начал вытягивать связи этой фирмы, вышел на один наш отечественный научный институт. Угадайте, как он называется?

— Синхрофазотрон, — пробурчал Ярослав. Он явно не любил игры в угадайки.

— Тепло, почти попал, — сказал командир. — НИИХРОН. Институт времени. Вот тогда я и предположил, что все эти вычитания как-то должны быть связаны со временем, если это вообще возможно.

— Стой! — закричал Богослов, хватаясь за лоб. — Это уже где-то было, Точно было. — Он вспоминал, вцепившись себе в волосы. — Лет десять назад. Целый ворох публикаций. Я еще в школе учился. Там мелькала идея, что, разорвав время на долю секунды, можно порвать напрочь хроносферу… разорвать смысловые связи внутри нее.

— А это что за гадость? — спросил Малыш.

— Хроносфера? Это… это то, в чем мы живем. Историческая временная реальность. Года два тогда это все пережевывалось в журналах, а потом как отрезало. Верный признак, что засекретили тему. Кто-то занялся ей вплотную.