Книга Слушай, смотри, люби, страница 34 – Барбара Картленд

В ней он выражал ей свою любовь так горячо, что она чувствовала, будто он рядом с ней.

— Вельде приедет в Италию, как только сможет оставить гостей без неприличной поспешности, — объяснил граф. — Он покинет их под предлогом присутствия на нашей свадьбе, чего и мы сами очень хотим. А вы, моя дорогая Темпера, будете ожидать его.

Радость, блеснувшая в глазах Темперы, ясно дала понять, что она думает про такой план.

Темпера прибыла в Рим в довольно невзрачном виде, поскольку у нее были лишь те вещи, которые она взяла с собой из Лондона.

Но за сутки, по ее собственным словам, куколка превратилась в бабочку.

Граф пригласил к себе лучших римских портних и снабдил ее таким великолепным приданым, что она испугалась, что герцог ее не узнает.

Когда она попыталась воспротивиться его потрясающей щедрости, граф только рассмеялся и сказал:

— Это лишь часть моего свадебного подарка вам. И могу только добавить, что я бесконечно благодарен и вашему отцу за его дружбу, и вам за вашу любовь и доброту к моей будущей жене.

Темпера была вне себя от счастья при мысли о собственном будущем, но она была уверена, что и мачеха нашла единственного человека, который мог дать ей счастье.

Граф обращался с леди Ротли не как с ребенком, подобно ее отцу, но как с величайшей драгоценностью, которую считал своим долгом защищать от всего грубого и безобразного, неприятного и тревожного.

— Все, что от тебя требуется, mia bella, — услышала однажды Темпера, как он говорит мачехе, — это быть красивой, чтобы мои глаза ничего не видели, кроме тебя.

— Я так счастлива, так невероятно счастлива! — говорила леди Ротли каждый вечер, прощаясь с Темперой и целуя ее. — Могли ли мы с тобой, отправляясь во Францию, догадываться, что отправляемся в рай?

«Да», — думала Темпера, она будет в раю, когда станет женой герцога, и теперь она чувствовала, как ее сердце с каждой секундой бьется все чаще в ожидании того момента, когда они встретятся и отныне будут вместе навсегда.

Золотистый свет над Римом потемнел, потемнело и небо. Высоко над кипарисами сверкнула первая вечерняя звезда, будто пробиваясь сквозь прозрачную завесу.

Какой это был чудесный момент, когда улицы, излучавшие в полумраке собственный свет, окрасились розовым, словно впитали в себя солнечные лучи, чтобы хранить их до утра.

В гаснущих лучах светились шафрановые, розовые, персиковые стены, а тротуары сияли, как застывшие потоки лавы.

Прозвучал удар колокола, за ним другой, наполняя воздух серебристым звоном.

Колокола Рима возвещали начало богородичной молитвы — Ave Maria. Еще один день миновал…

Но для Темперы жизнь только начиналась.

Услышав шаги, она внутренне вся напряглась, но не повернула головы, только робко ожидала, чувствуя, что это ожидание длится с самого ее рождения.

Он подошел ближе, и она услышала его голос:

— Неужели ты — реальное существо, из плоти и крови? Или все-таки ангел, которого я всегда искал и нашел теперь в стране, где он родился?

Темпера с улыбкой обернулась.

Он показался ей еще красивее, еще выше ростом и величественнее, чем раньше, и ей было трудно даже шевельнуться.

Взглянув ему в глаза, она увидела в них отблеск заходящего солнца.

— Я люблю тебя! — сказал герцог. — Никогда бы не подумал, что, пока я дождусь нашей встречи, время будет тянуться так медленно.

Обняв ее, он привлек ее к себе, и его губы коснулись ее губ.

Он стал для нее частью золотистого света над городом, частью сгущающихся сумерек, частью статуй и кипарисов. Это было духовное чудо, которое они однажды уже испытали, глядя на любимую обоими картину.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя!

Темпера не знала, произнесла ли она эти слова на самом деле, или они прозвучали в ее сердце, но не сомневалась, что герцог ее услышал.

Он поднял голову и, не выпуская ее из объятий, увлек к каменной балюстраде, откуда они могли видеть Тибр, серебряной лентой вьющийся между храмами, замками, куполами и башнями.

— Завтра утром — сказал он, — мы будем присутствовать на свадьбе твоей мачехи, а потом, любовь моя, состоится и наша свадьба.

— Завтра? — переспросила Темпера.

— Я не могу ждать дольше, — отвечал герцог. — И мы проведем медовый месяц, любуясь знаменитыми картинами, которые будут говорить с нами, как говорил твой отец.

— Я не могу представить себе ничего… чудеснее, чем смотреть на них с тобой и слушать их, — отозвалась Темпера.

— Мы закончим осмотр итальянских шедевров во Флоренции, — продолжал герцог. — А на обратном пути остановимся в Париже, чтобы увидеть в Лувре твой портрет.

Он еще крепче прижал ее к себе и коснулся губами ее щеки.

— Мне было девять лет, — сказал он, — когда отец повел меня и еще полдюжины мальчишек, большей частью моих кузенов, в Лувр. Был один художник по имени Антонио, которому отец покровительствовал, и он сказал нам, что, если каждый из нас выберет себе картину по вкусу, он напишет для него копию, чтобы мы повесили ее у себя в комнате.

Темпера затаила дыхание. Она догадывалась, о чем пойдет речь.

— У моих товарищей оказались самые разнообразные вкусы, — продолжал герцог. — Большинству понравились сражения, некоторые предпочли аллегории. Помню, как один из кузенов удивил отца, попросив копию «Рождения Дианы» Буше. — Он снова поцеловал ее в щеку. — Когда мы подошли к картине Леонардо да Винчи, я указал на нее отцу и сказал: «Вот что я хочу». — «Это очень большая картина, — проворчал Антонио. — Понадобится много времени, чтобы ее скопировать». — «Мне не нужна вся картина, — возразил я. — Только ангел». Отец очень удивился. «Только ангел, Вельде, но почему?» — «Потому что нет никого прекраснее!» — отвечал я, и он больше не задавал вопросов.

— Я всегда мечтала быть хоть наполовину такой красивой, — сказала Темпера.

— Вся моя жизнь, любимая, уйдет на то, чтобы не только повторять тебе, как ты прекрасна, но и благодарить судьбу, пославшую мне тебя. — Глубоко вздохнув, он продолжал: — Я едва мог поверить, что глаза меня не обманывают, когда ты повернулась ко мне с той же самой легкой улыбкой и тем же светом в глазах, которые Леонардо да Винчи написал пятьсот лет назад.

— Я полюбила тебя… с первого… взгляда, — тихо сказала Темпера, — хотя я и не признавалась в этом даже самой себе. Но когда мы оказались рядом при лунном свете, у меня возникло чувство, что слова нам не нужны. И хотя ты и не… притронулся ко мне… мне казалось, что я… в твоих объятиях.

Она покраснела и хотела спрятать лицо у него на груди, но герцог кончиками пальцев приподнял ее маленький острый подбородок и заставил ее взглянуть ему в лицо.

— Мы нашли друг друга, — сказал он, — и это главное. Я знаю, что ты думаешь, любовь моя, потому что думаю твоими мыслями и чувствую твоими чувствами.