Онлайн книга «Варяг»
Снова стонал, катаясь по постели. За стеной послышались шаги, осторожно приблизились. Эрик, вынырнувший из бездны боли, поднял голову – незнакомы были шаги, и не один человек шел. Дверь отворилась, и в опочивальню вошли два гридня князя Владимира —Пронь и Тур, оба служили под Эриковым началом. – Здрав буди, воевода, – робко сказал Пронь. Эрик с трудом поднялся. Тяжело горе давит на плече, да негоже воеводе его пред людьми показывать. – Здравствуйте и вы, вои. С чем пожаловали? – Вышел нам наказ от князя Владимира. Как принесли тебя с поля... – Погодите-ка, – Эрик потер лоб. – С какого поля? Тур выступил вперед. – Не в обиду тебе будь сказано, воевода, болезнь твоя память поотшибала. Нашли тебя в рощице, не то спящего, не то беспамятного. Привезли в терем, князю дали знать. Повелел князь лучшего лекаря к тебе послать и рядом быть неотступно... Оттолкнув дюжего гридня, в опочивальню скорым шагом вошел лекарь Саддам. Залопотал, заругался по-своему, тыкал гридней в спины. Эрик понял – Саддам недоволен, что побеспокоили больного, и не стал противиться, махнул гридням рукой. Лекарь враз успокоился, скоро подошел к ложу. – Как чувствует себя господин? – спросил он, приложил прохладную ладонь ко лбу воеводы. – Что за хворость меня одолела? – в свой черед спросил Эрик. – Увы, господин пребывал в тяжком душевном расстройстве. Я опасался, чтоб мозговые жилы господина не разорвались от страданий. Но теперь опасность сия миновала. Если достойный воевода не станет волновать себя... – Что ты говоришь, почтенный! – с досадой перебил его Эрик. – Не волновать... Лаура умерла, знаешь ты? И дитя с нею. Все умерло, вся жизнь... Слезы закипели на глазах отважного воеводы. На сей раз не стыдился он показать горя – Саддам лекарь, всего он навидался в жизни, да и был Лауре вроде как за отца. Покосился на него и обомлел – в глазах лекаря светилось невиданное изумление. – Позволь поправить тебя, господин, – начал он вкрадчиво. – Горе, очевидно, помутило твой драгоценный разум. Но служитель христианского бога, от которого дошла весть о смерти моей возлюбленной питомицы, не упоминал о смерти младенца. Тут уж пришло Эрику время удивляться. – Как так не было? – Позволь вопросить тебя, господин, узрел ли ты свою возлюбленную в гробу, и дитя рядом с ней? – Нет... Я приехала, когда ее уж схоронили. Саддам покачал головой. – Я напрасно начал с тобой эту беседу. Сам же положил тебя не волновать, и сам же нарушаю. О сем мы поговорим позже, когда ты твердо встанешь на ноги. А теперь прими лекарство. Саддам подал Эрику кубок с пахучим отваром и, шаркая туфлями, вышел из опочивальни. Эрик не удерживал его – он чувствовал необходимость побыть одному и подумать. Но и этого сделать ему не дали. Едва затихли шаги Саддама, в дверях снова появились давешние гридни. Эрик допил целебный отвар и почувствовал себя многим лучше прежнего. – Ну, что еще скажете, воины? – Колдун-то ушел? – Тур огляделся, словно ожидал, что Саддам скрылся за печью либо под столом. – Князь приказать изволил: буде оклемаешься – быть к нему, не замешкав. Дело очень важное. – Что за спешка? – Эрику удалось справиться с собой, и он принял тот добродушный тон, каким всегда говорил со своими приближенными воями. – О твоем холопе речь пойдет. Поймали его за дурным делом. – Какого холопа? – подивился воевода. – Про то нам неведомо, – был ответ. – Ну что ж, погодите чуток. Соберусь, и проводите меня к князю. Гридни вышли. Эрик встал, начал одеваться. Тут только он почуял, как ослаб за время болезни – движения были неверными, голова кружилась. Несколько раз ему приходилось присаживаться, ждать, когда пройдет дурнота. Впрочем, когда гридни вновь вошли в опочивальню, держался он молодцом. – Идем, молодцы. Еще у врат княжеских хором почуял Эрик – не на пир позвал его Владимир. Нехорошо было в палатах, неспокойно. Ходили неведомые люди, а особливо много было священников – и тех, что прибыли из Константинополя, и русских. Шепотки летали по углам. Все же Эрик старался держаться бодро и с улыбкой вошел к князю. – А, воевода! – приветствовал его князь Владимир. – Рад видеть тебя на ногах и в добром здравии. Тяжко тебе пришлось, ведаю. Что ж, держись – Бог дал, Бог и взял. У Эрика защипало глаза, но он перемогся и поклонился князю. – Благодарю тебя, светлейший князь. Готов служить тебе. – Знаю, знаю... Да не для службы тебя я вызвал. Отдыхай покамест, поправься. Дело к тебе иное. Не поведали тебе гридни, какой переполох твой холоп учинил? – Говорили что-то, да не все им было ведомо. – Так вот что. Холоп твой, по имени Плишка, уличен был в святотатстве великом. Пробрался, аки тать, в церкву и разгром там учинил. Многие образа изломал, крест сбил опять же. На месте его и поймали. Можно было б и замять, твоей чести ради, да патриарх зело суров оказался. Сам знаешь: вера эта нова еще у нас на Руси, для укрепления ее попустительствовать нельзя. Что скажешь? У Эрика закружилась голова. Припомнил он смутно, как в бреду – Плишка выбежал за ним тогда, кричал, звал. Последний раз его тогда видел. – Не знаю, что и сказать, великий князь, – начал осторожно. – Последний раз видал я его в тот день, как узнал страшную весть. – Вот, вот, – закивал князь. – В ту же ночь это и случилось. Ты припомни – говорил он, что против новой веры, иль еще как показывал, что немила она ему. Эрик и припомнил. Действительно, Плишка неусерден был к службам христианским, хоть крестился сам и семью свою крестил. А как в Новгороде ломали Перуново капище, даже заплакал, как мальчишка неразумный. Но Эрик тогда и внимание на это не обратил – мало ли что у слуги на душе. А тут вон как обернулось... Рассказал все князю, а тот с улыбочкой: – Ну, видишь сам – нельзя это с рук спускать. – Так готов я, княже! – откликнулся Эрик. – Какую виру патриарх назначит? Тут князь захохотал. От души смеялся, ажно слезы выступили. – Вира... Ох, распотешил воевода! Да не вира за это положена, а сожженье! – сказал, отсмеявшись. Эрик похолодел. – Как сожженье? Плишку нельзя сжигать! Он слуга верный, честный. От смерти спас меня. Да и семья у него, дите малое! Князь пожал плечами. – Что ж дите... А только попы очень обиделись. Требуют: выдай ты нам сего еретика для урока. Я уж и обещался. Да и все равно не жилец твой Плишка: так-то уж его на дыбе изломали... Он сам сознался. А от тебя всего-то надо сказать: да, мол, не по сердцу ему была вера новая, не раз грозился разрушить храм, отомстить за низвергнутых идолов. |