Онлайн книга «Ветер смерти»
|
С минуту Николай молча крутил баранку, потом вдруг резко затормозил, так что я ощутимо приложился лбом о стекло. — Вольский! — выдохнул он, выбросил окурок в окно и посмотрел на меня. — Уж ему-то по должности положено разбираться в этой чертовщине. — Браво, комиссар! — морщась, похвалил я. — Только водила ты никудышный. — Ну, в данном случае, похоже, что Холмс — ты, — с сожалением изрек Берест. — Благодарю, Ватсон, — раскланялся я. — Ну что, навестим ученого? — А как же сон? — До вечера еще далеко, успеем, — заявил я с уверенностью, которой не чувствовал. Наоборот, во мне зрело убеждение, будто мы пытаемся стоять сразу в двух лодках, а впереди река раздваивается. Но сейчас реальнее казался шанс с Вольским. Николай, видимо, пришел к такому же выводу, потому что резко развернул машину и взялся за рацию: — «Букет», ответь «Тюльпану»! Прием… — «Букет» на связи. Это вы, господин комиссар?.. — Выясните, где находится сейчас сотрудник Института психофизики Вольский Антон Аркадьевич. Жду… Берест вырулил на проспект Молодежи, сбросил газ и перестроился в правый ряд, ожидая результатов проверки. — Сдается мне, что наш ученый тоже в бега ударился, — высказал я предположение. Николай не удостоил меня ответом, разглядывая белесые пласты и комья, облепившие голые тополя вдоль дороги. Всегда он так, наш Пинкертон, еще со времен ухаживания за моей старшей сестрой, когда щеголял безусым лейтенантом, только из «учебки» — ни за что не выскажется, если не уверен. Даже в порядке бреда. В отличие от меня. «Фантастом» меня окрестили в шестом классе. Я тогда написал и публично зачитал свой первый фантастический рассказ, за что и был бит. А через полгода однокашники ходили за мной по пятам и просили дать почитать «что-нибудь еще», потому что рассказ оказался напечатанным в молодежном альманахе. Теперь-то мне за него стыдно, а тогда… Сейчас же, несмотря на молчание Береста, я был почти уверен, что Вольского в Институте нет, а искать его следует, например, дома или на даче. Видимо, снова заработала моя экстрасенсорика, разбуженная Ириной. Не шел он у меня из головы, и все тут. Он, я, кинотеатр… Почему-то эпицентром всей этой неразберихи норовил стать именно «Орион»? Да еще Вольский?.. Неужели его и впрямь пытались задавить? Тогда — кто?!.. В ожидании ответа на запрос я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза… …Татьяна сидела в моем любимом кресле в своей любимой позе скрестив по-турецки ноги, едва прикрытые легкой голубоватой тканью ее любимого шелкового платья. Высокая девичья грудь призывно проглядывала сквозь полупрозрачные складки — короче, на ней было одно лишь платье. Странно, но я нисколько не удивился, увидев ее, закурил и сел на журнальный столик напротив. — Сколько лет мы не виделись? — Не помню… Пять, шесть… Ты соскучилась? — Тебя невозможно забыть… — Татьяна слегка повела плечами, грудь сладко шевельнулась под платьем. — А меня? — Я помню… Я почувствовал, как внутри всколыхнулось что-то горячее, желанное, давно забытое. — Выпьешь? — С тобой… Я подошел к бару, плеснул в бокалы по глотку сибирской водки и бросил по кубику льда из морозильника. Она приняла стакан с полуулыбкой. — За прошлое?.. — За настоящее. Я разглядывал ее сильное гибкое тело сквозь запотевшее тонкое стекло и не мог оторваться: так приятно, так сладостно и так… давно! Татьяна приподняла бокал и сделала маленький глоток. — Как ты меня нашла и… зачем? — Желание и немного везения, — снова улыбка пугливым светлячком мелькнула по красивому лицу. — Рад? — Удивлен, — я отпил обжигающей холодной жидкости. Желание боролось с подозрением: все-таки откуда?! …Расставание было черным и мрачным. Без криков, без слез и разбитой посуды. Ледяной лабиринт молчаливой отчужденности и бескровная дуэль неприязненных взглядов. Потом — грохот захлопнувшейся двери, осиротевшие шлепанцы в прихожей, голова, гудящая похмельным набатом и — пустота. Пустая квартира, пустая постель, пустое кресло, пустой шкаф, голова, сердце, жизнь… Наполнение было долгим и мучительным. Статьи, поездки, интервью, снова статьи и снова поездки, и писк компьютера, и резь в глазах, и строчки мыслей, и — кофе, сигареты, кофе, сигареты… Дни приходили и уходили. Женщины — тоже. Только серая муть неудовлетворенности и раздражения продолжала окутывать сознание и душу сентябрьским туманом. — Ты вспоминаешь? — Татьяна спустила ноги с кресла не поправив платья, и стройный мрамор объемно высветился в золотистом круге на темно-зеленом бархате обивки. — Я хочу… Проглотив остатки содержимого стакана и комок сомнений, я опустился на ковер рядом с креслом и провел пальцами по нежному абрису. Дрожь была мгновенной и обоюдной. Ее — сладостная, моя — удивленная. Ее — от вожделения, моя — от холода! У человека не может быть такой холодной, обжигающей кожи?! Даже у мертвеца! Я резко отпрянул от кресла, но подняться с ковра уже не успел липкая леденящая масса рухнула на плечи и грудь, сдавила виски, оплела ноги и руки. Каждое движение давалось с великим трудом и сопровождалось отвратительным мокрым чмокающим звуком. Я все-таки встал на четвереньки и даже уцепился за стеллаж с книгами. Псевдокисель очень медленно, но все же стекал с меня, потому что уже потерял свою структурность, но знакомый и ласковый голос продолжал: — Дурачок! Зачем же ты все испортил?.. Ведь ты же хотел!.. Быть рядом, быть всегда, быть… — Эй-эй, котяра! — неожиданно рявкнул над ухом знакомый бас. — Ты куда это отправился?! Серый стал, не дышишь?.. — Все нормально, — я облегченно вздохнул и вытащил сигареты, но прикурить смог лишь со второго раза. Берест некоторое время внимательно разглядывал мои мелко трясущиеся пальцы, потом — мятую, испуганную физиономию и наконец сделал единственно верный вывод: — Опять?.. Я кивнул и сосредоточился на сигарете. Николай снова включил рацию. — «Тюльпан», Вольского в Институте нет, домашний телефон не отвечает. Дачу проверять? Прием… Берест посмотрел на меня, я отрицательно покачал головой. — Не надо. Отбой, — буркнул Николай в микрофон. — Холмс не ошибается, — изрек я, выстреливая окурок в форточку дверцы. — Двигай в Академгородок, командир, я знаю, где живет наш подопечный. Берест только крякнул на этот пассаж и вдавил акселератор так, что уже через несколько минут звонок за шикарной под «шагрень» дверью пропел нам первые такты «Тореадора». Однако ответа не последовало. Мы переглянулись, и я повторил арию с тем же результатом. Бравый комиссар уже начал ехидно поглядывать, но тут меня осенило: |