Онлайн книга «Огненный глаз Тенгри»
|
— Да вы — Бэтмен, капитан! — сделав круглые глаза, заявил я. — Карлсон, месье, всего лишь Карлсон, — осклабился Олег. Квартира Урманова располагалась в старой панельной пятиэтажке эпохи застоя — обшарпанной, унылой и какой-то усохшей, что ли? Двери подъезда были распахнуты настежь, а вместо электронного замка в створке зияла приличная дыра. Внутри стены подъезда, давно не крашенные, имели своеобразный, даже привлекательный вид — они были сверху донизу расписаны граффити. Местами вовсе не бесталанно. А поскольку окна в подъезде давно были выбиты, ничто не мешало солнечному свету озарять этот стихийный вернисаж. Я даже залюбовался, но прагматик Ракитин не дал мне получить эстетическое удовольствие. — Я бы этих «мазюликов» — на пятнадцать суток с принудительной трудотерапией… — Это искусство, Олежек, чтоб ты знал! — Вандализм. В лучшем случае!.. — Это от предков, капитан. Эстафета поколений: наскальные рисунки — фрески — панно — граффити. — Питекантропы космического века! — Purquois pas? [17] Кто-то ведь должен напоминать, как все было? Мы остановились перед дверью квартиры 47, обитой потертым коричневым дерматином. Кнопка звонка свободно болталась на электропроводе. Ракитин аккуратно придержал ее и нажал. Очень тихо и одиноко за дверью пискнула короткая трель. И все. Никакого движения, ни малейшего шума внутри. — Что будем делать? — задал я резонный вопрос. — Входить. Признаться, такой ответ из уст представителя закона меня обескуражил. — Ты же это не всерьез, Олежек? У тебя ведь нет ордера! — Забыл выписать. Извини. — Он примерился и одним точным ударом ноги выбил хлипкий замок. — Запиши: при осмотре входной двери выявлены следы грубого взлома. — Надеюсь, стрелять ты не будешь? — Я заглянул в квартиру через его плечо. — По-моему, никого нет дома… — По-моему, тоже. Мы прошли крохотную прихожую и очутились в единственной комнате, достаточно большой, но жутко захламленной. — Что-то непохоже это на жилище ученого, — пробормотал я, озирая царивший кавардак. — Это похоже на обыск, — спокойно сказал Ракитин, перешагивая через валявшийся у порога раскрытый чемодан. — Причем неумелый, — резюмировал он. Я же уставился на чемодан. Он был совершенно новый, даже ярлычок на ручке сохранился. И он был совершенно пуст, если не считать одинокого носового платка, торчавшего из внутреннего кармашка на крышке. — Как, по-твоему, Олежек, если человек собрался уезжать и купил по такому случаю чемодан, насколько вероятно то, что он уедет без обновы? — Его могли попросить не брать чемодан. Очень попросить… — Значит, ты считаешь, что на квартиру был совершен налет? — Нет, твой Урманов просто искал любимую запонку! — Ракитин подошел к распахнутому секретеру и принялся быстро перебирать немногочисленные рассыпанные бумажки. — Но это же очевидно! — воодушевился я. — Урманов каким-то образом узнал о готовящемся ограблении, может даже преступники обратились к нему с просьбой поспособствовать за мзду изъятию раритетов. Но как истинный ученый Антон Урманов отверг гнусное предложение и решил спасти ценные реликвии, унес их домой. Злодеи явились в музей, усыпили сторожа, отключили сигнализацию, пробрались в зал… А предметы-то тю-тю! Исчезли! Тогда они вспоминают об Урманове… — Браво, Холмс! — хищно улыбнулся Олег. — Похоже, все так и было. Только Урманов ни от чего не отказывался! Он действительно сам совершил ограбление, принес реликвии домой, и вот здесь-то и случилась накладка. Ценностями заинтересовалась еще одна преступная группа. Они выследили Урманова и решили украсть похищенное. Выманив под каким-то предлогом Урманова из дома, они явились в квартиру и устроили быстрый и торопливый обыск, увенчавшийся успехом… — Куда же тогда, по-вашему, делся сам Урманов, а, инспектор? — подначил я бравого сыщика. — Либо скрывается — что вероятно, либо… его уже нет в живых. — Ну, это вы хватили, инспектор Лестрейд! — Отнюдь, мистер Холмс, отнюдь! Там, где пахнет большими деньгами, всегда ходит смерть. Уж поверьте моему опыту. Ракитин быстро прошел мимо меня на кухню. Я же снова посмотрел на чемодан. — Нет, Олежек, Урманов очень куда-то торопился, — громко сказал я. — Он действительно хотел уехать, но потом что-то резко ускорило его планы или вовсе сломало их, и он кинулся в путь буквально опрометью. — А вот иди сюда, — позвал Ракитин, — и посмотри, как твой борец за культурное наследие торопился! В маленькой кухоньке в углу притулился складной столик. На нем стояла сковородка с засохшей недоеденной яичницей, вскрытый пакет кефира и две чашки с остатками кофейной гущи. — Зуб даю, что здесь пировали не конкуренты, — сказал Олег. — Почему бы и нет? — пожал я плечами без особой уверенности. — Притомились искать, решили… Я недоговорил. В прихожей неожиданно громко зазвонил телефон. Мы переглянулись. Ракитин кивнул мне: — Возьми трубку. — Но мы же… — Я сказал, бери! И отвечай спокойно, как хозяин. Я снова пожал плечами и вышел в прихожую. Телефон продолжал надрываться. Тогда я снял трубку и сказал: — Алло. — Антон Васильевич? — поинтересовался низкий мужской голос с едва заметным акцентом. — Да… То есть, нет, его нету дома. — Олег сделал мне страшное лицо, но было поздно. — А кто его спрашивает? — Извините, я, кажется, ошибся номером. — В трубке запикали гудки. — Ну и дубина же ты, Котов! — в сердцах выдохнул Ракитин. — Знаешь, что, занимайся дальше расследованием сам и не путайся у меня под ногами! — Он отвернулся от меня, достал мобильник и нажал вызов. — Борцов?.. Говорит Ракитин. Высылай дежурную группу. Записывай адрес… Я понял, что больше мне здесь делать нечего, мысленно дал себе хорошего тумака и вышел из квартиры. «Памятная тетрадь № 3. Писано Степаном Крашенинниковым, адъюнктом натуральной истории и ботаники Е.И.В. Академии наук. Ноябрь 1745 года Р.Х.»: 16 сентября 1734 года …А поход наш через кряж Салтышык, поначалу казавшийся небольшой познавательной прогулкой, на деле получился тяжким испытанием и для наших тел, и для психического состояния души. 14-го числа мы втроем — ваш покорный слуга, студент Семен Торопчин и телеут Торбок — сошли на берег у длинной каменистой косы, отделявшей русло Томы от широкого и шустрого ручья, означенного на кроке господина Гмелина рекой Нижняя Терсь. Иван Георгиевич сразу после заутрени отца Евстафия пригласил меня в свою каюту — кстати, единственную на струге, ибо на судах этих каюты предназначались исключительно для капитанов или, к примеру, для казачьих атаманов во время похода. Господин Гмелин милостиво предложил мне присесть, сам же расположился в венском кресле против окна и принялся набивать трубку из серебряной табатерки [18] . Я же за отсутствием других сидений, воспользовался бочонком у двери. |