Онлайн книга «Приют изгоев»
|
Эйли немного поскучала на карнизе в ожидании, когда все серебро охранника перекочует к его узнику. К счастью, последние две недели было очень тепло; жара сохранялась даже ночью, и только под утро наступала заметная прохлада, так что Эйли могла позволить себе посидеть; у нее, правда, возникало подозрение, что матушка подобного ее поведения не одобрила бы, как не одобряла и иных выходок дочери, связанных с риском получить какое-нибудь осложнение в делах дальнейшего престолонаследия Таласа. Эйли понимала все это, но сейчас ее больше волновало наследование престола Империи, для чего требовалось как можно скорее — и без всяких свидетелей! — поговорить с Аламаком Менкаром. Пусть даже с риском — не таким уж, впрочем, большим — для короны Таласа. Наконец охранник все же решил, что на сегодня с него хватит. Он, недовольно ворча, собрал кости в кисет и'мстительно притушил лампу, чтобы не расходовать зря масло. Менкар тоже почему-то покинул свое неуютное жилище. Эйли от досады нехорошо помянула его родителей и всех краевиков заодно с ними, но тут внизу отворилась дверь, и из караулки вышла темная фигура и проследовала в сторону стоящей неподалеку будочки вполне понятного назначения. Это был Менкар, Эйли узнала его как всегда чуть разболтанную походочку; охранник, судя по всему, не счел необходимым затруднить себя сопровождением арестованного до сортира; похоже, у него были свои взгляды на точное исполнение устава. Когда Менкар скрылся за деревянной загородкой входа, Эйли соскользнула с крыши и мягко спрыгнула на землю. А через мгновение тенью скользнула следом за ним. Внутри царила, слава Богам, полнейшая темнота и густой соответствующий дух. — Кого тут несет! — рявкнул откуда-то из вонючей темноты знакомый голос, и Эйли, чуть не задохнувшись, ответила злым шепотом: — Не ори! Это я, Сухейль… Что-то там, во мраке, тяжело и мокро шлепнулось, завозилось. — Госпожа Сухейль? Ваше высочество? — раздался до невозможности удивленный голос Менкара. — Как?.. — Молчи! Ради всего святого молчи! — зашипела как можно тише Эйли. — Да, это я. Мне надо с тобой поговорить. — Ваше высочество? — повторил Менкар. Его голова тут же проявилась силуэтом на фоне светового пятна на стене. — Поговорить? Эйли не давала ему опомниться: — Молчи! Мне нужна твоя помощь. — Прямо сейчас? — Менкар был все еще очень удивлен. Впрочем, кажется, сейчас он уже где-то наполовину притворялся. — У меня не получается крыло. Это очень, очень важно! — Крыло? Ага… Голова Менкара закачалась, в темноте что-то завозилось, звякнуло, потом затихло и до Эйли донесся шепот: — Простите, ваше высочество, но не могли бы вы обождать с вашим делом буквально одну минуту. Уж больно вы меня напугали… Эйли фыркнула. Тоже мне, аристократ. — Хорошо, — ответила она насмешливо. — Я подожду тебя снаружи. Только поторопись. — И не выдержав, она добавила: — Надеюсь, тебе не придется менять штаны? — Почти, — пробурчал голос Менкара, и Эйли выскользнула наружу. «А этот парень ничего себе, — подумала Эйли, скрывшись в густой тени ближайшего дерева, — не теряется и быстро соображает». Менкар появился из сортира минуты через две. Он огляделся, и Эйли негромко мяукнула, не очень-то стараясь походить на кошку, скорее просто привлекая к себе его внимание. Менкар услышал, обернулся и уже через миг стоял возле дерева. — Ох и напугали вы меня, ваше высочество, — весело зашептал он. — Только, понимаешь, я… — Потом! — резко оборвала его Эйли. — Ты мне нужен… Она быстро объяснила ему что к чему. — Ждите! — все поняв, тут же ответил Менкар. Он вышел из-под дерева и направился к караулке. Хлопнула дверь. Несколько минут его не было, и Эйли, встревожившись, подбежала к окну. За мутным стеклом Менкар что-то втолковывал давешнему стражнику. Стражник в ответ хитро подмигивал и наконец кивнул. Менкар подмигнул ему в ответ, пододвинул горку монет и, подхватив свой колет, вышел на крыльцо. — Иди за мной, — не дав ему опомниться, дернула за рукав Эйли, и они побежали. Они прошмыгнули в башню в полнейшей темноте, лишь изредка рассеиваемой лунным светом из узких окошек, быстро поднялись по винтовой лестнице почти на самый верх, в запущенную всеми комнату, где Эйли тайком мастерила свое крыло. Перед дверью комнаты Эйли остановилась, зачиркала огнивом. У нее не сразу получилось высечь огонь, и Менкар, отобрав огниво, сам занялся добыванием огня. Эйли тем временем достала большой ключ и отперла дверь, с трудом попав в замочную скважину. Менкар зажег свечу, оставленную около двери, и огляделся. — Закрой дверь, — сказала Эйли. — Я не хочу, чтобы заметили свет в окне. Менкар затворил дверь, нашел глазами лампу, бросил взгляд на окно — окно было завешено плотной темной тканью; Менкар добавил масла из большой бутыли, зажег и повесил лампу на крюк, вбитый в потолок. Потом нагнулся и стал рассматривать, что там намастерила Эйли. Эйли молча сидела в углу на низком табурете, уперев локти в колени и положив подбородок на сцепленные пальцы; вид у нее был угрюмый. — Да, — сказал наконец Менкар. — Действительно никуда не годится. — Рук не хватает, — мрачно сказала Эйли. — И утюг слишком быстро остывает… Менкар с серьезным видом осмотрел остывшую жаровню и стоящий в ней утюг. Утюг был великоват для ее высочества. — Императрица хочет, чтобы я увезла Наследника, — вдруг сказала Эйли, не меняя позы. На мгновение Менкар оторвался от созерцания утюга и внимательно поглядел на девушку. Эйли кивнула. — На этом? — Менкар поддел изделие носком сапога. — На чем получится, — ответила Эйли безразлично. Юнкер задумчиво обошел расстеленную на полу заготовку крыла. — Теперь понятно, почему вы ко мне в самый сортир полезли, — бормотал он себе под нос, — из-за чего я чуть в очко не провалился, как тот парень с заставы. — Он поднял с пола лист бумаги, на котором очень толково был нарисован чертеж, повертел в руках. — Так… так, — бормотал он, сверяя то, что лежало перед ним на полу, с рисунком. — А это что?.. Ага, понятно… Самоубийство, — сказал он вдруг резко. — Это же просто самоубийство… Он еще что-то бормотал и все ходил и ходил вокруг. А Эйли сидела и молча смотрела в пол. Она его не слушала. Она даже ни о чем не думала. Просто сидела и ощущала, как медленно и неотвратимо тает в ее душе и без того слабая надежда на спасение. На спасение даже не себя, а малыша-Наследника, которого всего-то несколько недель назад она не знала, который все это время досаждал ей своими капризами, излишней надоедливостью, детским своей непосредственностью и упрямством… |