Книга Таких не убивают, страница 122 – Кир Булычев

— Не спешите, — сказала Лидочка, — вы новых улик еще не видели.

— Но версию с грабителем они нам уже загробили, — сказал Толик. Непонятно, расстраивался он или притворялся расстроенным.

— Да уж, — согласилась Лидочка, — грабители не кидают в траншею видео. А вот тот, кто хочет показаться грабителем, может и кинуть.

— Два часа ночи, — торжественно произнес Толик, словно старался представить себе эту сцену, — человек, только что убивший Спольникова, выбегает из дома. В руке у него плед, в котором завязанные вещи… А что, если он их нечаянно в траншею уронил?

— Толик! — взволновалась Лидочка и осеклась. Нельзя же называть Толиком капитана милиции, если он такого права не давал.

— Ничего, — великодушно заметил Толик. — Вы старше. Вам можно. Я же понимаю, вы не сама — Ольга меня так называет. А у меня с Ольгой особые отношения. Называйте меня Толиком, только не на людях, хорошо?

— Извините.

— Я продолжаю. Откидываем версию о том, что убийца просто все уронил в траншею, как наивную. Потому что он, вернее всего, сразу полез бы доставать. Тем более что ночью не догадаешься, какая там грязь. Ладно, берем нормальную версию. Убийца бежит ночью к станции. Увидел траншею, кинул туда узел… значит, непрофессионал.

— Почему?

Они свернули на узкую тенистую улицу. Здесь, в поселке старых большевиков, стоял высокий сосновый лес, не то что редкие деревья в поселке по ту сторону.

— Почему? Потому что профессионал придумал бы место получше, понадежнее.

— Какое?

— Надо думать. Подумаю — скажу.

Лидочка сомневалась, что глубокой ночью можно было найти место лучше, чем траншея, но не стала мешать Толику рассуждать.

— Значит, мы имеем на руках убийство из жадности, из ревности, из ненависти — полный букет. Надо найти, кто ненавидел Сергея Романовича больше всех. Достаточно, чтобы убить.

— Вы все-таки думаете, что Руслан?

— Я уже звонил в милицию по месту проживания Руслана Киренко, чтобы его задержали.

— Жалко.

— Мне тоже жалко. Но я не могу рисковать. А что, если он, чтобы покрыть преступление, убьет еще кого-нибудь? Вдруг вас убьет, потому что вы много знаете?

— Я ничего не знаю, Анатолий Васильевич.

— Какой я вам Анатолий Васильевич? Договорились же!

Впереди показался забор дачи Глущенок. По улице к ним несся Пуфик, которому, видно, не было жарко, несмотря на густую курчавую шерсть.

— Это ихний пес, — сказал Толик. — Как вы думаете, он не кусается?

— Вы боитесь собак?

— Меня одна в детстве укусила. С тех пор опасаюсь.

Лидочка подхватила подбежавшего Пуфика на руки. Он был горячим и часто-часто дышал. В калитку выглянула Итуся.

— Вот ты где, негодяй! — сказала она укоризненно. Толик вздрогнул. — Ах, здравствуйте! Вы — следователь? Вы за пистолетом пришли? Скорее, скорее. Женечка совсем не спал, он за меня боится.

Итуся поспешила вперед.

Со второго этажа солнечный зайчик ударил Лидочке в глаз — у открытого окна стоял Женя и смотрел в бинокль.

С чувством глубокого облегчения Итуся стала готовить чай. Лидочка отказалась — в такую-то жару. Толик с тоской поглядел на большую банку меда, выставленную Итусей на стол, словно она знала о слабости капитана.

— Вас ждут дела, — напомнила Лидочка.

— Тогда за дело, — ответил Толик и уселся за стол. Из портфеля он достал листы бумаги. — Будем писать протокол об изъятии.

— В чем дело? — Женя надел очки.

— Вы сдаете мне пистолет, хранить который не имеете права. Вы должны письменно объяснить, каким образом он попал к вам. Вкратце.

— Мне тоже писать? — спросила Лидочка, чтобы ее друзья не чувствовали себя покинутыми.

— Вы у меня в отделении отчитаетесь, — строго ответил Толик.

Пока Глущенки писали объяснительные записки, сидя рядом за столом и порой подглядывая в сочинения друг друга, чтобы списать, Толик все же выпил чашку чая с медом.

Похвалил. Лицо у него было красное, распаренное от влаги, пот лился градом, но Толик этого не замечал. При этом он ел мед ложкой из банки. Когда деликатная Итуся попыталась всучить ему банку с медом в подарок, он отказался, сообщив, что у его жены Людмилы на мед аллергия и это его семейная драма.

Глущенко принес сумку, они по одной вынимали из нее вещи и раскладывали на столе, отогнув скатерть.

— Это что за предмет? — спросил Толик. — Зачем его тащили?

— Портсигар, — ответила Лидочка, словно Толик никогда не видел портсигаров.

И тут же подумала — сейчас он спросит у Глущенок, видели ли они его раньше, и они, конечно же, скажут, что видели его у Нины. Бедная Нина!

Но Толик почему-то не спросил. Он проверил короткие списки, составленные «хранителями», прочел их одинаковые показания и сказал, что пора бежать. Спасибо за помощь следствию. Наверное, если бы не близкое свидание с Мариной, он бы задал вопрос о портсигаре. А так судьба опять улыбнулась Нине.

На обратном пути в милицию Толик начал рассуждать о писателях. Оказывается, он им завидовал. И если бы не стал капитаном милиции, обязательно бы выучился на писателя. Вот, например, вся эта ситуация, как бы ее здорово можно было расписать! А в самом деле Сергей Романович был писателем? Нет, я не имею в виду научно-популярные книги. Писатель — это который пишет романы. Ну, в крайнем случае, рассказы.

— Сергей написал роман.

— Чего же вы раньше молчали. Большой роман?

— Марина вам расскажет. Она его читала, она редактор романа. А я не знаю.

— Как же вы не спросили? — Толик был потрясен равнодушием Лидочки. Если бы у него не были заняты обе руки, он бы всплеснул ими.

— Я не думала, что его убьют. А так неловко спрашивать.

— Я спрошу Марину Олеговну про роман… Так вы говорите, что Спольников раньше романов не писал?

— Нет.

— А в пятьдесят лет написал?

— В пятьдесят лет.

— И хороший роман?

— Толик, спросите об этом у Марины Олеговны! — Толик не скрывал своего разочарования.

— Человек написал роман! Может быть, всю жизнь к этому готовился? — выговорил Толик Лидочке. — А вы — ноль внимания. Может, он погиб из-за этого романа! Бывает же так — человек открыл в романе жгучую тайну, а его за это — б-ззк! Знаете, сколько тайн и секретов в писательской среде! Вы не представляете. Откройте «Совершенно секретно» или «Криминальную хронику». Там в каждом номере кого-то разоблачают.

— Вы думаете, что роман — это нечто вроде доноса?

— Шутку понял. Роман — это откровенность. А откровенность бывает опасной.