Книга Таких не убивают, страница 58 – Кир Булычев

— Папа Галины Поликарповны работал в хозуправлении ЦК.

— Папа на пенсии?

— Папа выбросился с шестого этажа, когда стали проверять компартию. Он был одним из распорядителей больших денег. Но нам с вами это неинтересно.

— Нам с вами это интересно, потому что это многое меняет. Вы спрашивали себя, кто имел основания желать смерти Алены?

— Да, но Галина Поликарповна не имела такой возможности.

— Чепуха! — почти закричала Лидочка. — За последние три года она имела тысячу возможностей залезть к мужу в карман, достать оттуда ключи от квартиры так называемой шлюхи и побывать там, когда пожелает.

— Вы думаете, это психологически возможно?

— Ну чему вас учат! Это очевидно, вероятно и очевидно. Муж на изломе — еще толчок, еще удар по карьере, и его выкидывают в консультанты или на пенсию. А ему только-только за пятьдесят. И коммунисты скоро возвратятся к власти. Осетров должен быть чист. У него должны быть хрустальные семейные отношения. И если ради этих отношений мы должны убрать какую-нибудь шлюху, тем хуже для шлюхи.

— Вы слишком категоричны, Лида. Я убежден, что она на самом деле не знает, куда девался Осетров. И это ее беспокоит больше всего.

— Она хочет, чтобы вы ей поверили, что он пропал.

— Пускай тогда она признается, что убила Алену, — наивно предложил Шустов.

— Это все равно бы погубило карьеру ее мужа. Представляете, какое поле для сплетен — Осетров хотел уйти от жены, а жена зарезала любовницу.

— Отравила.

— Жена отравила любовницу! Теперь она в тюрьме ждет расстрела, а Осетров убежал в Монтевидео.

— Куда?

— В Асунсьон.

— Лидия Кирилловна, вы уж, пожалуйста, предупреждайте меня, когда вам хочется пошутить.

— Нет уж, вы сами догадывайтесь!

— Хорошо, постараюсь. У вас еще какие-нибудь вопросы ко мне есть? А то мне надо уходить. Меня ждет следователь.

— Объявляете всероссийский розыск?

— Нет, я к следователю по другому делу, об ограблении. Не думайте, что свет сошелся клином на вашей Алене.

— Она такая же моя, как и ваша. Но вы будете его искать?

— Лидия Кирилловна. Мы имеем дело не с профессиональным убийцей, тем более еще зима не кончилась. Ну куда он денется? Поедет к другу в Саратов?

— У него друг в Саратове?

— Ага, вы тоже попадаетесь в банальные ловушки. Не знаю я, есть у него друг в Саратове или нет. Главное, что в лесу ему не продержаться — он же домашнее животное.

— А если он поедет в Сочи?

— Сомневаюсь. По показаниям его супруги, Осетров покинул дом в лыжном костюме.

— Не может быть! И с лыжами?

— Без лыж.

— Значит, друзья и убежище в Сочи исключаются?

— Вернее всего.

— И надо искать его в охотничьей сторожке?

— Не исключено.

— Поэтому вы и не сочли нужным объявлять розыск?

— Следователь Чухлов — мой старый приятель, — пояснил Шустов. — Никому не нужна лишняя беготня. Он понимает, как и я, что Осетров побегает, побегает и прибежит домой зализывать раны. А жена его отправит к нам.

— А не может быть так, что коммунисты его по своим подпольным каналам переправят в Швейцарию?

— В запломбированном вагоне? — тут Шустов засмеялся. — В лыжном костюме?

— Нет, вы не смейтесь. Я знаю, что у коммунистов есть связи с коллегами за рубежом. У них есть деньги в иностранных банках.

— Это все теория. Но к нашему делу она не относится, — возразил Шустов. — Я думаю, что если бы Осетров был очень нужен партии, его бы не сбросили в отстойник.

— В каком смысле?

— В Тихоокеанский институт. На что им засвечивать каналы, если вся-то возня идет вокруг вышедшего в тираж аппаратчика.

— А раньше?

— Пока был жив и у власти его тесть, он мог рассчитывать на помощь. Тогда бы его жене не надо было убивать Алену. Нашлись бы другие методы, получше и поэффективнее.

— Значит, вы допускаете…

— Лидия Кирилловна, я ничего не допускаю. Я даже не следователь, а простой сыщик. Но я, честно говоря, слабо представляю себе ситуацию, как эта самая гражданка Осетрова сидит вместе с Аленой и пьет с ней чай, пока та принимает таблетки снотворного. А потом говорит: вот у меня здесь еще таблеточка нашлась, добавь к своим.

— Ну а что же тогда?

— А тогда, когда убийство выяснится, окажется все просто. Все убийства выясняются просто.

— Что-то пока вы ничего не выяснили.

— Выясним, никуда они от нас не денутся. Если бы это была люберецкая группировка, или солнцевская, или… скажем, организованная преступность, тогда бы мы махнули рукой. А тут бытовуха. Справимся.

— А знаете ли вы… Я это уже слышала.

— Что?

— Ладно, потом расскажу. Сейчас вам некогда.

Сейчас бы рассказать про триста долларов, которые якобы пропали из квартиры Алены. Ей не хотелось втягивать в это дело и без того пострадавшую Соню. Черт знает, что может сделать этот Петрик, если он узнает, что Соня проболталась Лидочке, а та тут же сообщила в милицию. Может, это окажется тот самый случай, когда милиция разведет руками и скажет: «А что делать? Организованная преступность!»

— Хорошо, до свидания, звоните, если что, — сказал Шустов.

Он умчался по своим, совсем уж чужим делам.

Лидочка понимала, что никому уже, в сущности, нет дела до Алены. Соня теперь больше переживает из-за долларов и сорвавшегося шоп-тура, Татьяна получит квартиру и, возможно, будет далее писать мемуары на Васильевской. У Шустова другие дела, Петрику пора убегать в Швейцарию к своим потайным счетам, что не мешает ему собирать долги по России. Да и Лидочке интереснее узнать, где искать следы содержимого шкатулки. А раз Алена уже не расскажет об этом, придется действовать самой. Лидочка представила, как дух Аленки в ожидании девятого дня, когда можно будет отправиться в чистилище, реет над грешною Москвой, неприкаянный и ни у кого не согревшийся в сердце. Впрочем, может, она несправедлива? Может быть, Осетров сейчас сидит в уголке охотничьей сторожки и обливается слезами, раскаиваясь в том, что довел до смерти свою возлюбленную.

* * *

Лидочка вернулась к шкатулке.

Шкатулка была теплой, словно ее недавно держали другие руки.

— Свет мой, зеркальце, скажи, — вслух произнесла Лидочка.

Шкатулка должна помнить, где лежат доверенные ей почти шестьдесят лет назад ценности. Но как заставить ее говорить?

И вновь Лидочка стала строить логическую цепочку, как отыскать пропажу. Если шкатулка нашлась у Алены, то не исключено, что и к Алене она попала с дневниками и находками из Трапезунда. Алена, не зная о ценности, которую они для кого-то представляют, спрятала дневники на антресоли, вряд ли бы она выкинула их на помойку. Обычно люди не выкидывают старые дневники, даже чужие, — суют куда-то в угол. А потом… Лида, не утешай себя. Лишенные защитной шкуры шкатулки, камешки и черепки становятся просто мусором, а дневник — макулатурой. Если Алена набила шкатулку нитками и пуговицами, значит, она считала пуговицы более ценными предметами, чем дневники…