Книга Женщины французского капитана, страница 48 – Жаклин Санд

«Хорошо, что он не знает», – подумал Сезар. Не знает, что друг вожделел его жену. Не знает, что ей пришлось пережить и как она осталась ему верной. А вот Инесс знает. Потому сегодня она смеется легко, очень легко.

Пока всем было только известно, что лейтенант де Ларош взят под стражу за убийство капитана де Эмона. Ни роль Сезара в этом деле, ни подробности пока не афишировались.

Виконт смотрел на счастливую Инесс де Кормье и молился, чтобы все это осталось тайной за семью печатями.

В тот момент Трюшон и явился.

– Вот зрю я льва, – провозгласил он, – и лев обозревает поле битвы, оставшееся за ним, и чувствует, что сыт.

– Это откуда? – поинтересовался Сезар.

– Ниоткуда. Сам сочинил. Получился бы из меня сказитель?

– Отвратительный.

– Никогда вы меня не хвалите, – пожаловался Трюшон, – все ворчите и ворчите. Что за мерзкая у вас натура.

– Хуже некуда, – рассеянно согласился Сезар. – Как ваши интервью?

– Благодарю, все прекрасно. «Ла Пресс» должна мне гонорар увеличить за такой материал. И вам спасибо, что слово держите.

Они стояли рядом и смотрели на толпу – офицеры флиртовали с дамами, сверкали драгоценные камни, вспархивали веера. Оркестр, настроив, наконец, инструменты, заиграл нечто воздушное, и пары закружились, словно листья в водовороте.

– Обещают венский вальс, – сказал Трюшон. – Пойду, что ли, отыщу себе даму. А вы будете танцевать?

– Возможно, позже.

– Перетрудились за эти дни?

Виконт пожал плечами.

– Я все думаю о капитане де Эмоне. Ведь я даже не знаю, как выглядел этот человек, подбросивший мне столько пищи для ума; я слышал, что он был красив, но даже мертвым его не видел. И жалею, что не могу сказать ему спасибо – за то, что он для меня сделал.

– Ого! – восхитился Трюшон. – А что он для вас такое сделал?

– Я вам расскажу как-нибудь потом, за ужином. Самое главное, пожалуй… Я сначала думал, что это дело о любви. Потом о дружбе. Затем уже, когда поймал де Лароша, думал, что это дело о предательстве и дезертирстве. Но, Ксавье, это все-таки оказалось дело о любви. И я начинаю подозревать, что так оно всегда и было.

– Так было – что?

– И это, и мое личное дело, пожалуй. Все стоит на любви. Абсолютно все.

– Самое время вспоминать об этом на войне, – саркастически заметил Трюшон.

– Именно здесь. Де Ларош заставил меня задуматься, спросив, за что я дерусь… Ну а вы?

– Что я? Я пишу статьи и дерусь за свободу печати.

– Да ну вас к черту.

– Перестаньте чертыхаться, иначе заслужите выговор от старшего офицера. А вот и он. Ваш полковник идет, – усмехнулся журналист, указывая куда-то в толпу.

И действительно, то был полковник де Дюкетт, оглядывавшийся в поисках кого-то; увидев, наконец, Сезара, он направился к нему быстрым шагом. Лицо полковника казалось странным.

– Что-то случилось, – негромко произнес виконт. Трюшон же словно засветился от любопытства по своей журналистской привычке.

Подойдя, полковник бросил отрывисто и без лишней прелюдии:

– Мне только что сказали. Час назад Максим де Ларош застрелился в арестантской палатке.

Трюшон присвистнул.

– Из чего?! Из собственной совести?!

– Из армейского пистолета, взятого в нашем арсенале. Номер полка с ручки содран, – по всей видимости, полковник был сильно огорошен новостью, так как не подумал о том, что разглашает ее при журналисте. – Откуда он его взял, неизвестно. Наверное, кто-то передал.

– Задира Пьер? – предположил Трюшон азартно. Журналисту ужасно нравилось играть в сыщика.

– Я его видел здесь недавно, – сообщил виконт. – Да вон он, танцует. Мне Задира сказал, что однажды мы непременно будем стреляться.

– Мог бы и поблагодарить, – заметил Трюшон, – вы его из подвала вытащили и сняли обвинение. Которое, впрочем, сначала ему и предъявили сами… М-да.

– К сожалению, это мог быть кто угодно, – сказал де Дюкетт, продолжая свою мысль. – Солдат, охранявший палатку, сознался, что покинул пост и на две минуты отошел по нужде. Видимо, тогда де Ларошу и передали пистолет. То ли доброжелатели, то ли друзья де Эмона. В любом случае результат мы имеем.

– Значит, трибунала не будет. Мне искать того, кто передал пистолет? – осведомился Сезар. Полковник помолчал, а потом сказал:

– Нет.

– Благодарю. Потому что я вряд ли его бы нашел.

– Такая история… – пробормотал де Дюкетт и добавил уже совсем другим тоном: – Завтра в семь чтобы были готовы. Мы движемся дальше.

– Слушаюсь.

Полковник отошел; дождавшись, пока он покинет пределы слышимости, Трюшон заметил:

– Ну и ну. Забавный конец истории.

– Почему я ничуть не удивлен? – вопросил Сезар неизвестно у кого, но ответил ему журналист:

– Потому что все произошло в духе времени. А вы уже почуяли этот дух. Ату их, ату!

– Ксавье, вы вроде не пьяны. Что за чушь вы несете?

– Не знаю, но она мне кажется непреложной истиной. Счастливый господин де Ларош! Он уже в аду, а нам ад только предстоит.

Виконт внимательно на него посмотрел – на сей раз журналист был серьезен.

– Думаете, баталия затянется надолго?

– Уверен. Маршал слишком слаб, чтобы продержаться долго, а без него неизвестно, сколько мы провозимся. Я бы позаботился о теплой одежде.

– Тьерри говорит, нам обещают шинели.

– А мне никто не обещает. Придется покупать самому.

Заиграли венский вальс; мягкая мелодия поплыла над импровизированной площадкой для танцев, и вновь закружились пары. Виконт скрестил руки на груди. Черт возьми, какое же все-таки дикое смешение мира с войной – как будто ночь и день соединили в одном бокале! И нигде так остро не чувствуется жизнь, как здесь.

– Добрый вечер, господа, – произнесла Вивиана де Рюэль, останавливаясь с ними рядом.

На ней было ослепительное красное платье; в нем она казалась языком пламени, взвившимся к небесам. В ушах и на шее у нее, словно звезды Млечного Пути, переливались драгоценности.

– Мадам де Рюэль, – Сезар поцеловал ей руку. – Вы прекрасно выглядите.

– Благодарю, – Комплимент она приняла равнодушно. – Вы танцуете венский вальс, виконт?

– Пока еще нет, мадам. Но когда его станут сегодня повторять, непременно станцую.

– Я запомню, – она собралась уходить, однако Сезар остановил ее:

– Вы слышали новость?

– Какую?

– Де Ларош застрелился.