Книга Сердечная тайна королевы, страница 10 – Жаклин Санд

– По-вашему выходит, быть итальянцем чуть ли не преступление? – заинтересовался Фобер. – Если на то пошло, королева – испанка. Наверное, это намного хуже, если принять во внимание войну.

Маркиза д’Оди возмущенно тряхнула головой.

– Королева – это совсем другое! Королева – это… королева!

– А-а, понимаю. Королева – это королева. А министр всего лишь министр, – тихо рассмеялся Эме. – Между прочим, у вас есть возможность полюбоваться на него поближе. Если, конечно, вы не смущаетесь из-за собственного испорченного платья и синего носа.

Девушка гордо вздернула подбородок. Вино придавало ей смелости. Почему бы и нет. Отец все еще мучается от простуды, значит, на официальном приеме в Лувре они окажутся не скоро.

– Ваш Мазарини будет прогуливаться вместе с его величеством? А королева Анна? Она тоже собирается на прогулку?

– Мне кажется, вы слишком увлечены личностью королевы, мадемуазель Виолетта из Прованса, – нахмурился Фобер.

– Мне кажется, это не ваше дело, сударь, – парировала раскрасневшаяся Виолетта. – У меня есть право спрашивать. Анна Австрийская – моя крестная мать.

– Хорошо хоть не родная!

– Вы изволите сомневаться в моих словах?

– Ни в коем случае, – сообразительный Эме проворно отобрал у девушки кружку. – Думаю, вам хватит. Если, конечно, вы все еще намерены куда-нибудь ехать.

– Значит, едем! – маркиза тут же уверенно вскочила, изображая оживление. Голова у нее немного кружилась – хорошее вино – а душа требовала приключений.

– Конечно, едем. Только не босиком, сударыня. Ваши сапожки, – Фобер укоризненно протянул девушке просушенную обувку. – Позвольте вам помочь?

– Благодарю, – на этот раз Виолетта сама подставила мужчине затянутую в шерстяной чулок ножку.

– Сколько вам лет, Виолетта из Прованса? – поинтересовался он, неторопливо обувая свою новую знакомую. Ножка, надо отдать ей должное, была весьма соблазнительной. Маленькая, с тонкой хрупкой лодыжкой. Прелесть, а не ножка.

– Восемнадцать… Почти восемнадцать. Вы считаете меня ребенком, шевалье? – подозрительно осведомилась маркиза, торопливо одергивая юбки.

– Совершенно очаровательным ребенком, если это вас утешит, – улыбнулся Эме.

– Нет, не утешит.

– Напрасно. Юность – удивительный дар. К тому же преходящий. Генрих IV, к слову, ухлестывал за Шарлоттой Монморанси, ныне принцессой Конде, когда ей едва исполнилось пятнадцать. Не на шутку ухлестывал.

– Это вы к тому, что я в свои неполные восемнадцать еще не потеряла шанс найти при дворе какого-нибудь падкого на девичьи прелести престарелого сластолюбца? – не скрывая ехидства, осведомилась мадемуазель де Лажуа. – Благодарю, лейтенант, вы потрясающе учтивы!

– Совсем не обязательно престарелого, – заверил ее Фобер.

Тут появился егерь с тазом для умывания, до краев наполненным теплой ароматной водой.

– Ах, вот это кстати! – радостно воскликнула девушка, принюхиваясь. Она тщательно вымыла руки, с наслаждением орудуя небольшим кусочком душистого мыла. Поистине королевская роскошь. Ну а пятна крови на юбке и манжетах уже подсохли и побурели и больше не казались такими вызывающе алыми. – Мы снова поедем на одной лошади?

– Увы, сударыня. По крайней мере, пока не встретим кого-нибудь из моих парней. Тогда я с удовольствием отдам свою в ваше полное распоряжение, а сам позаимствую коня у подчиненных.

Виолетта, в отличие от Эме, вовсе не считала, что одна лошадь на двоих всадников – это «увы». Ситуация ее забавляла. Лейтенант казался учтивым и насмешливым одновременно, какая неожиданная смесь. А еще у него сильные уверенные руки. И такие странно-притягательные серые глаза, и…

Но, увы, их тет-а-тет не продлился долго. Почти сразу на выезде из охотничьего домика всадников перехватил отряд в красных плащах.

– Лейтенант! Вот и вы, очень кстати, – приветствовал Фобера старший. – Господин капитан велел передать, что его высокопреосвященство срочно желает вас видеть.

Виолетта разочарованно вздохнула, когда Эме торжественно вручил ей повод.

– Вот и все, сударыня, лошадь отныне ваша безраздельно.

Себе он взял тонконогого вороного с белым пятном на лбу.

– Королевский кортеж уже здесь?

– Да, только что миновал Майо.

Выезд Людовика на прогулку на сей раз был чрезвычайно пышным. Знать соскучилась по развлечениям, а двор после смерти Ришелье и уныния, охватившего вслед за этим короля, больше напоминал склеп, чем привычный шумный Лувр. Потому поездка в Булонский лес – сущий пустяк, всего лишь окраина Парижа – стала важным событием. Сам Людовик, королева, дофин и вельможи познатнее и постарше тряслись в каретах. Остальные придворные красовались верхом, соперничая друг с другом пестротой нарядов и статью благородных животных. Мазарини предпочел бы присоединиться ко вторым. Итальянец прекрасно знал, что ему к лицу светское платье. Но положение обязывало министра быть среди первых. Кардинальская карета покорно месила грязь следом за королевской.

Виолетта восхищенно раскрыла глаза – королевская свита казалась ей огромным ярким пятном на фоне белизны февральского снега, еще не стаявшего здесь, в лесу.

– А сейчас, сударыня, я вручаю вас в руки господина де Шаена, королевского церемониймейстера. Я же вынужден вас покинуть. Служба, – сообщил Фобер. – Как вас отрекомендовать?

– Маркиза де Лажуа д’Оди.

Он ничуть не удивился, услышав высокий титул, и приподнял шляпу с пышными белыми перьями.

– Всего хорошего, маркиза.

– Подождите! – Виолетта неуверенно замолчала. Не пристало девушке задавать мужчине банальные вопросы вроде «Когда я увижу вас вновь?» – Ваша лошадь…

– Пустяки. При случае вернете.

Что ж, значит, у нее есть надежда на случай. Лейтенант уехал, и девушка внезапно поняла, что Париж больше не кажется ей скучным, а перспектива остаться при дворе – мрачной.

Отыскать карету кардинала среди прочих экипажей было легче легкого. Фобер, чуть придержав коня, пристроился возле дверцы. Его тут же заметили.

– Это вы, шевалье? – Мазарини приоткрыл бархатные шторки у окна и зябко поежился, недовольно поглядывая на заснеженный лес. Для него, привыкшего к теплым холмам Италии, французский февраль был слишком уж холоден и суров. Несмотря на то, что большая часть снега уже стаяла, остался он в основном в лесах и прочих труднодоступных для солнца местах, а кое-где на солнцепеке уже проявляла норов свежая травка. – Если бы вы следовали с кортежем от самого Лувра, имели бы счастье услышать новую песенку в мою честь.

– Ту, которая про наглого итальянского петуха? Или что-то посвежее?

Мазарини улыбнулся.

– Я вижу, вы истинный поклонник площадного искусства.