Книга Flashmob! Государь всея Сети, страница 45 – Александр Житинский

– Кровиночки мои… – бормотал он, спотыкаясь.

Сегодня Господь был особенно щедр. Лиза наткнулась на секретную папку, и мы подарили её молоденькому новобранцу, чтобы ему дали за это какой-нибудь орден. Если не орден, так хоть двойную порцию ужина.

Мы поехали искать роддом.

Он оказался в двадцати пяти километрах, в районном центре Бурьяновск.

Перепалка в приёмном покое роддома была чудовищной.

– Почему мы должны их принимать?! – кричала девица в регистратуре. – Где документы? Кто она такая? Где регистрация?

– Вот, вот почему, – Кирилл старался быть спокойным, протягивая девице своего младенца.

– Что вы его мне тычете? Куда мы их денем? У нас почитай полгода никто не рожал, – ни кухни, ни пелёнок… Сейчас вызову главврача.

Через десять минут появилась женщина в резиновых сапогах, толстых стеганых брюках и брезентовой куртке. Как позже выяснилось, мы оторвали ее от чистки личного коровника.

– А чего вы удивляетесь? На зарплату не проживёшь, – сказала она.

Снова начались разговоры о документах. Роженица сидела на лавке с отрешённым лицом. Младенцы мирно спали, положенные рядком на лавку. Полемику вели Лиза и я. Васюта смотрел молча, потом вдруг подошёл ко мне и сказал на ухо:

– Алексей Данилыч, уведите всех наших. Я всё сделаю.

Я уговорил Кирилла и Лизу выйти наружу из приемного покоя. Катька сидела все так же, покорно и тупо ожидая решения своей участи.

Через пять минут Васюта вышел к нам.

– Всё в ажуре, – заявил он. – Отдельная палата и медсестра.

– Как тебе удалось? – спросил Кирилл.

– Как-как? Будто не знаете. Сто баксов и весь разговор… Врачиха сказала, что мать наверняка откажется. У них со свалки уже бывали роженицы. Все отказались. Ну и правда – куда она детей повезёт? На мусорку?

– А куда их сдают? – спросил Кирилл.

– В Дом ребенка, это в тридцати километрах, в посёлке Пролетарский.

– Нужно оставить ей денег, – Кирилл достал портмоне.

– Кирилл, убери это, – с легким презрением сказала Лиза. – Деньги она пропьет, а ещё хуже, их у нее отнимут. Хорошо не убьют. Убери.

– Но нужно же что-то сделать! – воскликнул Кирилл, нервничая.

– Да, нужно. И ты это сделаешь потом. Но для всех Катек в России. А пока заруби на носу, – сказала Лиза.

– Ну эта-то точно загнётся, – сказал Васюта. – Пока суд да дело.

Я попросил подождать меня и снова вошел в роддом. Девица в приемном сказала, что роженица в палате, там же и врач с медсестрой. Я накинул халат и направился по коридору, куда мне указали.

Слева и справа были белые крашеные двери палат с номерами. На самих же дверях висели таблички «ООО Гранит», «ЗАО Горячий бубен», «ООО Кролик» и другие. Наконец я дошёл до двери палаты, на которой таблички не было, зато там слышались голоса. Я заглянул.

Увидев меня, главврач поспешно вытеснила меня из палаты в коридор.

– Туда нельзя, нельзя… Что вам нужно? Мы все сделаем, как надо. Не впервой.

Она была уже в белом халате. Немолодая женщина с седыми волосами, стянутыми сзади в узел. Владелица двух коров, которые и были источником существования её семьи.

– Не надо больше денег, ваш шофер две сотни долларов дал, нам хватит, – сказала она, увидев, что я достаю кошелёк. – Вы уж простите, что так… Мы же тоже люди…

Я повернулся и пошел прочь.

Что, кроме денег, мы могли предложить этому бизнес-центру, где уже никто никого не рожал?

Не успел я отойти несколько шагов, как главврач снова высунулась из палаты.

– Роженица спрашивает, как назвать? Она хочет, чтобы вы назвали. Как-никак приемные отцы.

– Назовите Алексеем, Василием и Кириллом, – сказал я. – И окрестить не забудьте. А фамилия их пусть будет Штурм.

– Как? – испугалась она.

– Штурм, – непреклонно произнёс я и пошел дальше.

И опять потянулись поля, перелески, покинутые деревеньки, разрушенные фермы. На полях кое-где торчали из-под снега ржавые остовы брошенных здесь когда-то комбайнов и тракторов.

Будто прокатилось по России вражеское нашествие, оставив пустую заброшенную землю.

Неожиданно проехали мимо вросшего в снег ржавого корабля типа торпедного катера, над которым гордо реял Андреевский стяг. Откуда он там взялся? Услышав шум мотора, на палубу выскочили два старика в тельняшках и бескозырках и, вытянувшись во фрунт, отдали нам честь.

Кирилл смотрел в окно жадно, напряженно, но вопросов не задавал. Я заметил, что он чаще стал глотать таблетки, которые носил с собою в кармане.

К вечеру, проехав пару сотен километров по расхлябанным дорогам и миновав около десятка заброшенных деревень, мы вдруг наткнулись на большую деревню, скорее, даже село с явственными признаками жизни. Называлось оно каким-то мудрёными словами типа Биргун Калым. Это нас несколько удивило.

Мы проехали по главной улице села, замечая и добротные срубы и кое-где кирпичные дома. Последние отличались какой-то странной архитектурой и облицовкой. На центральной площади стоял чей-то бюст в чалме и находился магазин «Продукты». Под ним было какое-то нерусское слово кириллицей.

– Интересное место. Здесь остановимся на постой, – сказал Кирилл.

– Мы часом не в Казахстан заехали? – спросила Лиза.

Проехали дальше к околице и увидели молодую и вполне русскую женщину в распахнутом полушубке, которая раскрасневшись выгружала дрова из саней с запряжённой в них лошадёнкой. Она закидывала поленья на участок через забор из штакетника.

Мы остановились.

– Помочь? – спросил Васюта, не выходя из машины.

– А вы кто такие будете? – она выпрямилась.

– Свои, – сказал Кирилл. – Остановиться у вас на ночь можно?

– Дом большой. Сговоримся, – кивнула она.

Васюта выпрыгнул из машины, Кирилл вышел тоже и они вдвоём резво принялись закидывать неколотые чурбаки во двор, а женщина, представившаяся Натальей, повела нас с Лизой в горницу. Мы несли необходимые для постоя вещи.

В избе была просторная горница и три маленьких спаленки. Посреди возвышалась огромная русская печь. В красном углу висели иконы.

– Сколько за ночь возьмете? – спросил я.

– Да сколько дадите, столько и возьму, – просто отвечала она.

– Четыре тысячи устроит?

– Да Господь с вами! – испугалась она. – Куды ж такие огромные деньги? Вам их девать, что ли, некуда?

Я хотел сказать, что, в сущности, так оно и есть, но промолчал.

– Давайте уж тыщу за всех, – сказала она.