Онлайн книга «Самое Тихое Время Города»
|
– Ну все. Ушли, – и улыбнулся так задорно и хорошо, что все рассмеялись. – И куда теперь? – Да наверх. Выбрались на поверхность уже в темноте. Андрей не сразу узнал место – это был Нескучный сад, набережная под бывшим Летним домиком, а ныне библиотекой. Никто не удивился. Моросил мелкий противный дождик, пустая набережная поблескивала в свете редких фонарей. Андрей посмотрел повнимательней, из какой дыры они вылезли, и тут его разобрал неудержимый хохот. – Вы что? – робко спросила Лана. – С… сортир… – еле выговорил Андрей. Дело в том, что именно здесь в Нескучном саду во времена еще чуть ли не сталинские был построен туалет типа сортир. Соответственно обозначенный на плане. Причем автор этого проекта ухитрился вкопать сортир под холмик на манер бункера, а дорожку к нему вымостить и украсить парой фонарей. Но никто не помнил, чтобы сортир этот бывал открыт, хотя совершенно целые двери были украшены буквами «М» и «Ж», подновляемыми каждый год. Анастасия коротко хохотнула. – Именно туда мы и угодили, – уже почти серьезно добавила она. – И я не уверена, что окончательно выбрались. – Если что, – сказал на прощание Черный Плащ, – зовите. – А вы что, туда? – спросил Андрей, указывая на «М» и «Ж». – Нет, что вы! – засмеялся он. – Мы сейчас по домам, поздно уже. Родители будут волноваться. Этих мы со следа сбили, промумукаются до завтра, а то и дольше. А они так долго не живут, чесслово!.. – Послушайте, – робко и почти опасливо спросила Анастасия, – а как вы, вообще, в это метро попали? – Как… – не понял Черный Плащ. – Да через вход. Как обычно. – Нет, не в обычное, в то, другое?.. Черный Плащ пожал плечами, явно не понимая вопроса. – Да как всегда. Через вход. Он явно не понимал. Анастасия недоуменно помотала головой, отвечая на взгляд Ланы. – А где вы живете? – вдруг спросила Лана. – Лично я на улице Рылеева, – ответил парень. – Околеева… – подхватил было словотворец. – Щаз как дам! – рявкнула Маргарита. – Все. Виноват, неправ, молчу, – залебезил Черный Плащ. – А то по шее получу… – …и подвиг свой не совершу, – не удержавшись, доцитировал Андрей. И они под моросящим дождем направились через Нескучный сад, в котором не горел ни один фонарь, к Ленинскому проспекту, а Андрей повел беглянок к себе на Остоженку. Было уже за полночь, когда вся троица, грязная, мокрая и до предела вымотанная, ввалилась в квартиру Андрея. Говорить сил не было. – Можно позвонить? – бросилась к телефону Анастасия. – Да ведь ночь… – Ничего, мне очень надо позвонить! – И мне тоже, – подхватила Лана. – Конечно, звоните, – сказал он и отправился инспектировать холодильник. – Зияющие пустоты, – пробормотал он, чувствуя приступ волчьего голода. Зрелище было печальным. Замороженная до твердости кирпича курочка, пакет сока и картошка с морковкой. Ничего, чтобы можно было съесть сразу… – Придется потерпеть, – заключил Андрей, захлопывая дверцу. Анастасия присела у стола, подвинула к себе старый аппарат с дырчатым диском. Аппарат был тети-Полин, сам Андрей пользовался нормальным кнопочным из своей комнатки, а этот стоял заброшенный. Три года уже, как тетя Поля умерла, а он так и не убрал с кухонного столика ни этот аппарат, ни коробку с листочками рецептов и растрепанной записной книжкой, ни кулинарных книжек с полочки над столом… Заботы отвлекали от тревожных, мучительных мыслей. Снова была облавная охота. И снова он вмешался. И снова сделал выбор. Он прислушался к себе. Нет, он не жалел. Он всегда, раз выбрав, никогда не оглядывался назад и не жалел. Но вместе с ощущением правильности в душе ширилось ощущение близкой потери. Хотя боль была светлая, с привкусом надежды. – Какой такой надежды… – помотал он головой, прислушиваясь к шуму дождя за окном. И все же она была. Непонятная, нелогичная, но была – как маленький росток, пробивший асфальт. Андрей невесело усмехнулся и пошел зажигать колонку. Сейчас всем надо под горячий душ, тяпнуть коньяку и в чистую постель. И отключиться до утра, чтобы потом уже думать, что делать. Достав из шкафа тети-Полины халаты и полотенца, он сунулся на кухню. Анастасия сидела у телефона бледная как смерть. – Что случилось? Анастасия еле разлепила синие губы: – Катюшу украли… – Катюшу? Лана схватила Андрея за руку и, оттащив в сторону, зашептала: – Это ее дочка. Она позвонила свекрови, а та сказала – ты же вечером сама ее забрала. Приехала в гости без предупреждения, привезла денег, сказала, что прямо сейчас едем в Египет, что путевку выделили от новой работы… Только почему-то была вся в красном и в квартиру не заходила, говорила по мобильнику из машины… Катя ехать не хотела, но эта, которая якобы Анастасия, ее все равно забрала… Лана с надеждой смотрела на Андрея. Анастасия, словно в трансе, встала и пошла к двери: – Я возвращаюсь… Лана едва успела ее перехватить: – Не смей! Я же тоже не знаю, что с мамой! Там трубку никто не берет… Я же не сдаюсь, я надеюсь! – Она почти кричала, и Андрей видел, что Лана едва удерживается от истерики. – Катя… Лана несколько раз глубоко вздохнула и совершенно спокойным голосом сказала: – Не смей. У тебя ведь был номер… ты позвони… Звони. Сегодня Судьба играет. Анастасия кивнула, набрала номер: – Алло? Игорь? Вы меня слышите? Алло!.. Черт. Сорвалось. Перезвонила. Покачала головой: – Что-то с линией. – Ладно, – сказал Андрей. – Расскажите мне все, тогда хоть можно будет прикинуть, что делать. – Он взял Анастасию за руку. – Сдаваться не будем. Будем драться. Расскажите. А тем временем в Нескучном саду среди дня случилось, как говорится, страшное. Ибо из нефункционирующего сортира в холме возле Летнего домика, из коего не так давно выбралась компания беглецов, полезло. Надо сказать, место это в какой-то мере сакральное. Даже не просто место, а МЕСТО. И было оно некогда широко известно в узких кругах по всей Москве, и ходили в это МЕСТО, как на прием – в определенной форме, в определенное время, в определенный день. А именно – в четверг. В этот день от метро «Октябрьская» транспорт приезжал, переполненный разного пола и возраста личностями, коих объединяло одно – деревянные дрыны, гордо именуемые мечами, гитары, «хайратнички», фенечки и плащи из занавесок. Разговоры их были оживленны и непонятны транспортной публике, а свет в глазах, по большей части усиленный очками, пугал. |