Онлайн книга «Анахрон»
Девка насторожилась. Пошевелилась. — Сигисмундс мис Касхильдис?.. — Это, девка, уже зоофилия получается. У Лантхильды забурлило в животе. Сигизмунд погладил девкин живот поверх одеяла. Бурлило так, что сквозь одеяло пробуравливало. Девка повторила, злее и настойчивее: — Касхильд? Пришлось вставать, тащиться в свою комнату, брать блокнот, рисовать в нем крысу и предъявлять девке на поглядение. — Это Касильда. Девка тупо уставилась на рисунок. — Ито Касхильд ист? — Йаа, — с наслаждением протянул Сигизмунд. И показал на ладони размеры Касхильд. — Она такая беленькая, пушистенькая, красноглазенькая… На тебя похожа… Девка слушала, моргала. Потом зевнула. — Ты спи, спи, — сказал Сигизмунд. — Я тебе сказку расскажу. Жила-была птица. Звали ее Чайка… Чайка по имени Джонатан Ливингстон… И вот она летала, летала… У нее был хвост и аэродинамические показатели… Он сам не заметил, когда заснул. Очнулся от того, что звонили в дверь. Он шевельнулся — и охнул. Все тело затекло. Так и отрубился, сидя на полу и откинув голову на тахту. В его возрасте уже чувствительно. Лантхильда спала, как камень, и ничего не слышала. Глянул на часы: девять утра. Кого там еще черти несут? Не Наталья же с ревизией. Кое-как Сигизмунд встал, поволокся к двери. Бодрый голос из-за двери произнес: — Гражданин Морж? — Кто там? — слабо спросил Сигизмунд. — Сержант Куник. Это был участковый, понятливый и въедливый, как дядя Степа. — Сейчас… Сигизмунд открыл. На пороге, всем своим подтянутым видом внушая уверенность в завтрашнем дне, стоял сержант Куник. За сержантом терлась, изводясь от любопытства, соседка снизу — Сигизмунд знал ее в лицо и здоровался, но так и не выяснил, как ее зовут. Сержант поднес руку к козырьку и произнес: — От соседей поступила жалоба. Нарушение правил общежития в ночное время. Шум ночью, драки, крики… — Да вы заходите, — перебил Сигизмунд. Участковый вошел и остановился в прихожей. Кобель мгновенно изнемог от запаха сапог. Соседка маячила на площадке. Участковый перегородил ей дорогу. Деликатность по-ментовски, блин. Поглядев, как кобель позорно извивается у дивно пахнущих сапог участкового, Сигизмунд ухватил пса за ошейник, извинился и изолировал животное в своей комнате. Дальнейший разговор происходил под приглушенные стоны обиженного кобеля. — Шумели ночью, гражданка Федосеева говорит — кричали, стучали чем-то, выли надсадно… Участковый цепко поглядел на Сигизмунда, но следов пьяного дебоша не обнаружил. Такие следы он обнаруживал мгновенно. — Что тут ночью стучало? Сигизмунд не нашел ничего умнее, как ответить: — Это я головой об стену бился. Гражданка Федосеева за спиной у участкового замерла, боясь пропустить хоть слово. — Зуб у меня болел, — пояснил Сигизмунд. — Верхний правый мудрости. И вопил тоже я. И выл. И шалфеем полоскал. Потом снова выл. Пополощу — повою… С двух часов головой биться начал. Руку себе прокусил. И предъявил укушенную девкой руку. Сержант Куник вдруг закаменел лицом. Желваки напряглись. Подумал о чем-то, видать. — Сразу бы пошли, что же вы так… запустили… — До пяти утра с мыслью свыкался… Потом побежал к «Колизею», знаете — там круглосуточный, в Доме Журналистов… Сержант еще раз поднес руку к козырьку, уронил: «Сочувствую» и, смывая с сигизмундова порога гражданку Федосееву, удалился. Сигизмунд закрыл дверь. Еще раз посмотрел на часы. Девять часов десять минут. Пойти, что ли, раздеться да в постель залечь по-людски? * * * ГРААЛЬ вселился быстро и незаметно. Подъехал микроавтобусик, выкрашенный в желтый цвет. Замечателен был разве что своей обшарпанностью да английской надписью на борту: «Возлюби Христа всем своим сердцем!» Должно быть, обломок какой-то христианской гуманитарной миссии, занесенной в Россию на излете перестройки. Оттуда выволокли несколько ящиков, компьютер и конторский шкаф темного ДСП. Затем последовала рогатая вешалка и десяток папок-регистраторов. Все это добро оба Сергея невозмутимо таскали из микроавтобуса. Сигизмунд сидел за светочкиным столом, рассеянно глядел на падающий снег, на микроавтобус, тщетно призывающий возлюбить, на Федора, стоящего возле кабины и что-то увлеченно говорящего. У Федора двигались губы, он то и дело приосанивался. Должно быть, про шурина рассказывал. Сергеи невозмутимо сновали мимо Федора взад-вперед, но бойца, похоже, это не смущало. Потом из кабины вылетел окурок, и автобусик тут же начал разворачиваться. Федор вошел в комнату. Стряхнул снег с волос. — Деловые ребята, — сказал он. — Будут свои замки ставить. — Нам-то что, — отозвался Сигизмунд. Он хотел спать. * * * С недосыпу туповатый, с легким звоном в голове, Сигизмунд, почтя за благо сегодня за руль не садиться, отправился на работу пешком. Обратно, соответственно, тоже. Прошелся по Сенной. Как всегда — бесплатный цирк. Грязное место, гнусное, страшное — но цирк. Сегодня, когда падал мокрый снег, растаптываемый вместе с грязью, Сенная была особенно омерзительна. Торговки, взвинченные бабки, пьяные дедки, подозрительные на морду личности — «куплю золотой лом» — мелкое жулье, — вся эта пьянь, рвань и нищета, заключенная в кольцо обшарпанных домов, мокла под снегом и не давала пройти. Сигизмунда толкнули, он неловко шагнул и налетел на большую картонную коробку. В коробке копошилось что-то меховое, бело-рыжее. Сбоку было написано «Сенбернар». Замешкавшись, Сигизмунд смотрел на меховое. Оно двигалось. Вспомнил, как покупал кобеля. Видя, что человек остановился, заинтересовался и — теоретически — может купить, на него налетели две девчонки. Затарахтели, наперебой стали предлагать сенбернара. Рассказывали о легендарной преданности этой породы. И речи, и облик девчонок живо напомнили Сигизмунду тех ушлых пэтэушниц, которые втюхали ему беспородного ублюдка за спаниеля. Русского спаниеля, если точнее. Те тоже уверяли, что собака породистая, от чистокровных производителей, а родословной нет потому, что вязка неплановая. Вроде как Ромео и Джульетта, хи —хи. Без согласия родителей, ха-ха. Сигизмунд оборвал медоточивые речи в тот момент, когда девчонки, вконец завравшись, стали петь о невероятной экономичности сенбернара в быту. Все ясно. Напротив ступеней толпа стала гуще. Выстроилась кругом. В центре кто-то пел. Сигизмунд протолкался поближе. Да, те самые — неуловимые эквадорцы. Несколько настоящих индейцев в синих пончо. Или не настоящих, но очень колоритных. Все невысокие, плотные, темнолицые, с характерными чеканными «юкатанскими» чертами. |