Онлайн книга «Анахрон»
Томочка молчала. Техник-смотритель записывала. Готовила акт. Маляр-штукатур изучала предстоящий фронт работ. Бубнила что-то вроде «здесь обстучать… да, еще с месяц не подсохнет… А тут забелить…» Сигизмунд, никому не нужный, маячил поблизости. Пытался указывать технику-смотрителю, чтобы акт составляла по всей форме и правильно. Закончив осмотр, делегация тем же порядком двинулась к выходу. — Акт! — напомнил Сигизмунд. Делегация притормозила. Техник-смотритель обернулась. — Сейчас на четвертый сходим. Заверим. Потом подпишем в РЭУ. В пятницу заберете. — Почему в пятницу? — Потому что начальство в РЭУ будет только в четверг. — А что оно делает до четверга? — На Банковском трубы прорвало, два дома без отопления стоят. А завтра обещали минус восемнадцать. В пятницу зайдите. И делегация отбыла. — Лантхильд! — крикнул Сигизмунд. — Вымой пол. …Девка уже домывала пол, когда в дверь позвонили снова. Явилась маляр-штукатур. — Ну че, — сказала она с порога, — обстучать у вас надо… — Хво? — растерянно спросил Сигизмунд. Маляр не обратила никакого внимания на то, что спросили ее по-иностранному. — Штукатурку мокрую сбить, не то упадет, не дай Бог, на голову, пристукнет… — пояснила она. — Газетки постелите пока. Стремянка есть у вас? Сигизмунд полез за газетками. В начале перестройки усердно копил. Для истории. Теперь без всякой жалости устилал историческими личностями пол и диван, стол и книжные полки. Мелькали лики Горбачева, Ельцина. Фамилии: Нуйкин, Салье, Новодворская, Иванов и Гдлян… Господи, как давно все это было! Притащил стремянку. Малярша споро забралась наверх, обстучала потолок, усеяв газеты кусками штукатурки. В комнате стало жутко. — Ну вот, — бодро сказала она, слезая со стремянки, — месяцок посохнет, а там сделаю. — Сколько посохнет? — переспросил Сигизмунд. Она еще раз подняла голову к потолку. — Да месяцок, быстрее не выйдет. Оно же высохнуть должно, иначе и смысла нет белить. Сантехники из перекрытий аквариум сделали, рыбу можно разводить. Пока все вытечет, да просохнет… К февралю сделаю. Она ушла. В коридоре остались белые следы. Ворча себе под нос, Лантхильда принялась отмывать за ней пол. * * * Сигизмунд был благодарен девке. Не будь Лантхильды — разгребал бы сам весь этот хлам. Как миленький. Не при царизме живем, у нас слуг нет. Есть только жены. И еще есть слуги народа, это которые по телевизору. Они тоже хлам разгребать не будут. Вечером, предварительно созвонившись, заехал к Генке. Генка обитал в районе «Электросилы». Когда Сигизмунд позвонил и сказал, что заедет по делу, Генка не проявил ни радости, ни удивления. Заехал — ну и ладно. Уехал — да и аллах с тобой. Дверь открыл Генка. Театрально вскричал: — А, родственничек! — Кто это, Гена? — донесся с кухни голос тетки. — Это я, тетя Аня! — крикнул Сигизмунд. — Ой, Гоша… — Тетя Аня выплыла из кухни, вытирая руки о полотенце. — Раздевайся, сейчас чаю… Ты с работы, голодный? Может, пообедаешь с нами? — Ну да, будет он наши пустые щи хлебать… Он у нас генеральный директор, он у нас по ресторанам, девочки, стриптиз, мясное ассорти… — сострил Генка. — Гена! — укоризненно сказала тетя Аня. — Что ты несешь? Даже покраснела, бедная. — Да нет, тетя Аня, я по делу, на минутку. У меня дома обед. Сказал — и сразу осекся. Тетя Аня вздохнула (она тяжело переживала семейную неудачу Сигизмунда — видать, попрекала прежде сына-балбеса: мол, кузен-то женился, семью завел, а ты…) — Давно пора, Гошенька, — сказала она. — Что пора? — Мужчина должен быть женатым, — сказала тетя Аня. — Нет, это я сам готовлю, — неискусно соврал Сигизмунд. — Дело твое. — И проницательная тетя Аня уплыла на кухню. — Пошли, пока она снова не завелась, — заговорщически прошептал Генка. Потащил Сигизмунда к себе в комнату. Берлога Генки представляла собой длинный, очень темный и исключительно захламленный пенал. Преимущественно хранились здесь разные мелкие предметы, необходимые для бизнеса на студенчестве: какие-то курсовые, старые учебники, видеоматериалы, в углу неприютно приткнулся старенький компьютер, «троечка», на полу сиротливо громоздился магнитофон «Юпитер», еще бобинный. Под самым носом у продавленной тахты, на которой только Генка и мог лежать — у остальных сразу начинал ныть позвоночник — стоял телевизор. Тоже советский. Все это было густо припорошено пылью. — Мать рвется тут все прибрать, — похвалился Генка, — а я не даю. Удерживаю, как царь Леонид Фермопилы. Одна стена и шкаф отражали давнее увлечение Генки художественной фотографией. Были залеплены наглухо. Генка полагал, что чем крупнее фотография, тем она художественнее. Несколько штук — с детьми. Дети собирали цветочки или беседовали с кошечками. Имелись пейзажи. Тоже в ограниченном количестве. Березка во поле, клен, роняющий листья. Речка и мостик. Пейзажи только деревенские. Генка ездил их снимать в Белоостров. Больше всего Генка фотографировал баб. Были здесь девицы одетые и раздетые, одевающиеся и раздевающиеся. У всех очень большие, многозначительные, сильно накрашенные глаза. И волосы распущенные. И все чрезвычайно серьезны. Не любил Генка легкомысленного хихиканья в объектив. — Слышь, балбес, дело есть, — начал Сигизмунд, осторожно присаживаясь на тахту, прикрытую старым колючим ковром. — И чем же может помочь блистательному гендиру бедный родственник? — развязно осведомился Генка. — Не комплексуй. Это тебя не красит, — обрезал Сигизмунд. — У тебя видеокамера на ходу? Генка насторожился. — А что? — Одолжи на пару дней. — Чего? — Видеокамеру, говорю, на пару дней одолжи. — Кобеля своего увековечить решил, что ли? Во время одного из визитов Генки к Сигизмунду кобель проел генкины штаны. — Ярополка. К родителям поеду… — Ладно, — нехотя сказал Генка. — Что ты как последний жлоб, в самом деле… Вытащил ящик письменного стола — большого, добротного, сталинских времен. Извлек камеру. — Пользоваться умеешь? Да ладно, гляди. Она для дураков сделана. Сюда гляди, тут жми… — Да знаю я, знаю… Генкины объяснения вдруг напомнили Сигизмунду его собственные — когда он девку обучал пользованию «поляроидом». |