Онлайн книга «Анахрон»
— Ну ты не говори! — ополчилась мать. — При коммунистах все-таки был порядок. А теперь… — И, обратясь к Наталье: — Господи, вот мы, Наташа, все думаем, ночами не спим, какая опасная у Гоши работа! Ведь этих генеральных директоров так и отстреливают. Все сердце материнское изболелось, как там Гошенька… Иной раз ночью проснешься, не знаешь, куда деваться от предчувствий… — Да нет, у него там безопасно. Мелкий бизнес, тараканы… — сказала Наталья и аккуратно скушала стопочку коньяка. — Да ты кушай, кушай, — сказала Наталье мать. — Возьми салат. Это из своей капусты… Нажраться Сигизмунд не мог — за рулем. Хотя очень хотелось. Поэтому утешался студнем и салатом «оливье». По ого громогласно шла какая-то срэхва. Потом ее перебила реклама — появился слюнявый верблюд и начал подергиваться на фоне убогой шоколадки. Шоколадка восходила на горизонте, замещая собою солнце. Мать в очередной раз поразила Сигизмунда. Семантика происходящего на экране дивным образом миновала ее сознание. Заглянув под стол, где бесчинствовал Ярополк, бабушка умиленно сказала: — Ярик! Погляди, какие верблюдики! Ярик высунулся, мельком глянул и снова исчез под столом. Он там что-то ел, поминутно роняя это на пол. Подвыпив, дедушка принялся шумно бранить дерьмократов. Мать девически капризничала: — Бори-ис! Какой ты вредный! Не порти праздник! — Нет, пусть он ответит! — кипятился отец. — Он за дерьмократов голосовал! Он в девяносто первом на баррикады таскался! Молотовские коктейли взбалтывал! Допрыгались!.. С этими выборами!.. А я что, всю жизнь, всю жизнь, значит, зря?.. Чтобы сын тараканов, значит, морил? После ЛИТМО? Мы с матерью из кожи вон лезли, как рыба об лед бились, чтоб высшее образование ему дать, а он!.. — Бори-ис!.. — Что Борис? Я шестьдесят два года Борис! Сигизмунд понял, что пора батю останавливать. Мать этого делать не умела. Мать отбирала у отца бутылку на той стадии, когда отец, войдя в ярость, принимался крушить благородный хрусталь. Так-то с десяток вазочек извел. — Папань, — мирно сказал Сигизмунд, — ты только в диван не прячься. — В какой диван? Сигизмунд посмотрел отцу в глаза. Неожиданно оба засмеялись. — Да ну тебя, — сказал Борис Иванович, отирая рот. И налил себе еще. — Выпьешь, Гошка? — С радостью бы, да за рулем. — Приехал бы хоть раз пешком, а то — за рулем, за рулем… Совсем вы пить разучитесь с этой машиной… «Диванная история» мирила их быстро и надежно. Потому что была их первой мужской тайной. Двух мужчин от матери. Сигизмунд учился в седьмом классе, когда однажды, вернувшись домой, не застал ни матери, ни отца. Мать была на работе, а отец должен был находиться дома. Неожиданно за спиной ожил диван. Диван сдавленно произнес: — Гошка… ты? — Я, — послушно ответил пионер Морж. — Вытащи меня… Застрял… — Пап, ты? — Ну, — захрипел диван. Сигизмунд подошел, осторожно приподнял сиденье. В ящике для белья, скрючившись, лежал Борис Иванович. Очень пьяный. И добрый-добрый. — Тсс, — таинственно прошептал он. — Я тут хоронюсь. — От кого? — шепотом спросил Гоша. — От матери, от кого… Ругаться же будет… — Ее дома нет. — Так придет же. — Вылазь, папа. — Ты думаешь? Закряхтев, Борис Иванович перевалился через низкую стенку и выпал на пол. Заохал. Гоша закрыл диван. Отец работал на Адмиралтейских верфях. В тот день как раз спускали новое судно для дружественной Болгарии. Мореманы Борису Ивановичу штопор подарили. В виде писающего мальчика. Штопором завивалось то, чем мальчик писал. Борис Иванович и сын его Сигизмунд были от мальчика в восторге, а мать обозвала похабщиной и грозилась выбросить. — Во, Гошка, гляди, — сидя на полу, сказал тогда отец, — чего болгары подарили… Гоша сел рядом на пол, взял мальчика, и они с отцом безудержно, до слез, захохотали… Эта история традиционно вспоминалась по праздникам. Мать фыркала, говорила «Ну, Бори-ис» и «Ну, Го-оша». Это тоже входило в программу. Наталья диванную историю не любила. Считала глупой. Однако мнение свое держала при себе. Тут из-под стола выструилась кошка, измазанная кетчупом. Отбежала, истово принялась вылизываться. Следом вылез Ярополк. — Бабушка, а пирожки? — Ах ты, мой ангел! — всполошилась бабушка. — Конечно же, пирожки! Мы тут, старые, заболтались, забыли… — С капустой? — И с капустой, и с грибами… Сигизмунд оживился. Он любил пирожки с грибами. — Я схожу позвоню, — сказала вдруг Наталья. Сигизмунд проводил ее глазами. И чего мужика себе не найдет? Вроде, все у бабы на месте… Пирожки мгновенно очистили сознание от лишних мыслей. Мать пекла их виртуозно, этого не отнимешь. — Выпей хоть рюмочку, — сказал отец. — Пап, ты понимаешь, что я ребенка повезу? — А «папа» по-новому будет «атта», — сказал Ярополк. — А от водки умирают. В комнату вернулась Наталья. Бесстрастно сказала: — Сигизмунд, я тут СЛУЧАЙНО набрала твой номер… Там у тебя опять норвежка. «Надо, говорит, Сигизмунда». Блин! Забыл включить автоответчик. И видеокамеру забыл. Хотел ведь снять Ярополка, родителей… Сигизмунд бросился к телефону. Наталья слегка отвернулась от него. Схватив брошенную Натальей трубку, Сигизмунд громко, чтобы в комнате слышали, энергично заговорил: — Алло! — Наадо, — жалобно сказала Лантхильда. — Сигисмундс… Наадо! Таак… — Алло, Лантхильд? — Йаа… — отозвалась девка, подумав. Сигизмунд бодрым голосом произнес: — Ик им микила! Махта-харья Сигисмундс. Милокс срэхва! Гайтс гоодс. Хва Хальвдан? Итан-фретан! — И, подумав, добавил: — Драккар! Обдумав услышанное, девка печально повторила: — Сигисмундс… наадо… — Йаа, — сказал Сигизмунд. Сделал паузу. — Нии… Йаа… — Наадо, — совсем тихо сказала девка. — Надо, Лантхильд, — отозвался Сигизмунд. И положил трубку. Вернулся в комнату. — Что-то стряслось? — спросила мать. Он неопределенно пожал плечами. Ему остро захотелось домой. — Норвежцы твои вернулись, что ли? — осведомилась Наталья. — Видать, понравилось ей у тебя, норвежке этой? |