Онлайн книга «Последний из бессмертных»
|
– Дом-то у тебя есть? – А как же. И дом, и машина, и слуги-андроиды. Только я там редко бываю. – Почему? – Там меня легко застать. Приходят из сатта, стыдят за что-то. Меня стыдят, понимаешь? Они не вспоминают, кто вел их по Дороге Отчаянья, кто отбивался от сошедших с ума, превратившихся в метаморфов людей, пока нынешние правители города дрожали, сидя в вездеходах. А теперь как же – я позор сатта, а они – избранные. Тьфу… Таманцев слегка побледнел. Внезапно открывшаяся ему информация требовала проверки, в глазах Нильса он видел лишь муть равнодушия, перемежающуюся вспышками гнева. Нормален ли старик – еще предстоит проверить. В здании приглушенно хлопнула дверь, раздались негромкие голоса. – Мне пора. – Таманцев встал. – Нильс, где тебя можно найти? – А зачем? – с подозрением спросил Хорхе. – Рассказываешь ты интересно. Да и я о Земле так ничего и не успел поведать. – А я не знаю, где завтра окажусь. Город большой. Вот в коммуникаторе своем через поисковую систему набери «Хорхе», я тут один с такой фамилией. Созвонимся. Пойду и я, а то серв все контейнеры упакует, стервец. Хорхе исчез в темноте, откуда донеслась его невнятная брань. Иван, ошеломленный неожиданной встречей, поднялся по ступеням, открыл дверь и услышал резкие голоса разговаривавших на повышенных тонах Флоры и Дерека Келгана – главы сатта избранных. Он не хотел подслушивать, но так вышло. – Флора, разговор окончен. Я уже сказал – незачем было приводить с собой ребенка! – Дерек, он не ребенок. Взрослый мужчина. – Ой ли? – насупился глава сатта. – Сколько же ему лет? – Тридцать с небольшим. – Голос Шодан стал сухим, как порыв осеннего ветра. – Ты и все окружающие должны усвоить – мир, откуда он прилетел, существует в ином измерении времени человеческой жизни! – Трудно представить. Тридцать лет – даже не юность. Младенчество. – Знаешь, Дерек, я поняла, возраст зрелого человека не всегда измеряется веками. – Ты заблуждаешься, Шодан. Уходи сама и уведи своего мальчишку. Я не хочу, чтобы из-за своей влюбленности и горячности он тут и дальше устраивал неприятности. – Дерек, ты не прав. Мы, естественно, уйдем. Но за нанесенное оскорбление ты ответишь. – Неужели? И кто же привлечет меня к ответу? – Я, – в негромком голосе Флоры прозвучала леденящая ярость. – Будешь драться за мальчишку? Со мной? Или со всеми сразу? Лучше остынь, пока не наделала глупостей. Ты для меня – привлекательная, сексапильная девочка, не больше. Сломаю одним движением пальца, ясно? А не угомонишься – сама знаешь, во благо города я могу принимать самые радикальные решения!.. – Говори прямо. – Я прикажу убрать тебя, дорогая. Вместе с мальчишкой. Чтобы не возмущали спокойствия. – Ты не посмеешь… – Флора осеклась, потому что внезапно увидела Ивана, появившегося на пороге. Он не проронил ни слова, молча подошел к Дереку и резким движением схватил его за горло, заставив захрипеть и конвульсивно впиться ногтями в запястье «мальчишки». – Еще что-нибудь можешь, избранный? Или только оскорблять женщин и угрожать? Может, попробуешь устранить нас сейчас?! Ледяной тон Таманцева не оставлял сомнений – еще секунда, и он окончательно сожмет пальцы. – Я… не… хотел… От избранного разило ужасом. Его мнемоническая аура окутывала Ивана, как зловонный запах. Первый порыв капитана был вполне понятен и оправдан, но Иван все же заставил себя мыслить здраво. Люди на Роке живут очень долго. Если Флоре триста лет, то по сравнению с ней он действительно ребенок. Дереку повезло – у офицеров подразделений специального назначения, призванных действовать в условиях различных миров, где бытовали порой диаметрально противоположные системы этических ценностей, вырабатывались жесточайшие рамки самоконтроля. Таманцев лишь слегка побледнел, на его лице не читалось ни ярости, ни удовлетворения. – Я согласен подчинятся вашим законам, но до тех пор, пока они не противоречат моим понятиям о чести и справедливости. Могу публично извиниться за неконтролируемый мнемонический всплеск. – Не… нужно… – прохрипел Дерек. – В таком случае ты сейчас извинишься перед Флорой. И запомни, избранный, я не по своей воле оказался тут, но если уж так случилось, находиться в стороне от событий не стану. А они грядут. Если я сумел попасть на Рок, сумеют и другие. Подумай о недавнем происшествии. Ответь себе на вопрос: кто сумел дважды преодолеть Рубеж, не потревожив ни один из ваших датчиков? Большего не скажу, пока не позовешь сам. А теперь… Он отпустил Дерека, с силой оттолкнув его к стене. – Извини… Шодан… – хрипло выдавил тот под пристальным взглядом Таманцева и, пошатываясь, будто пьяный, скрылся за дверями. Когда Флора повернулась к нему, Иван просто взял ее за руку и тихо произнес, не давая полыхавшей в ее глазах ярости ни единого шанса выплеснуться необдуманным действием: – Я все слышал. Просто давай уйдем отсюда. Грудь Флоры тяжело вздымалась от сбившегося дыхания. – Ты… Ты мог его убить!.. – Да. Но ведь я остановился. – В глазах Таманцева также блеснула ярость. – Нас учили – у каждого народа своя мудрость, и нужно уметь проявлять терпение. Я достаточно выслушал о себе, не порываясь вмешаться. – Тогда зачем? Зачем ты схватил его за горло? – Не «зачем», а «почему». – Почему? – упрямо переспросила Флора; она еще не отошла от только что пережитого шока. – Ненавижу, когда при мне оскорбляют женщин. А за тех, кто мне дорог, могу и убить. У Флоры внезапно перехватило дыхание. – Ты?.. Несколько секунд они, встретившись взглядами, смотрели в глаза друг другу. Как легко… Рок все-таки удивительный мир, где зачастую не нужно тратить слов… Их пальцы сплелись, души наконец соприкоснулись, захлебываясь долго сдерживаемыми чувствами… * * * Проходит ночь. Наступает бледный рассвет, и в его лучах, словно утренний ветерок, затихает порыв страсти. Флора спит. Ее дыхание ровное, едва слышное, в нем безмятежность… Иван встал, подошел к окну, испытывая подсознательное смешение чувств: он смотрел на город, простирающийся вокруг, нисходящий исполинскими уступами утопающих в зелени уровней к стенам Рубежа, отделяющим человеческий мегаполис от иных пространств материка, и вместе с мыслями о Флоре, о личном, еще не до конца осознанном изменении приходили и другие, острые, как бритва, откровения. |