Онлайн книга «Городские ведьмы»
|
– Его, кого же еще? Лютов у нас, как известно, «орел», но с «орлами» водиться, всем известно, – не сахар. – М-да, соединила судьба, и ни тому, ни другому не позавидуешь. А интересно, эти два махровых эгоиста когда-нибудь сойдутся по-настоящему? – Неизвестно. У них времени много… может, и сойдутся. – Годам к семидесяти. – Или разбегутся. – Тоже не раньше. Они люди не спешные, думают медленно. А куда им торопиться? – Точно. Фыркнул и выключился электрический чайник. Таня насыпала заварку, залила кипятком. Запахло земляникой. – Твой любимый купила, между прочим. Знаешь, я Наташке зеркало подарила. Купальское. Юлькины глаза загорелись: – То самое? Таня кивнула. Открыла крышечку заварочного чайника, помешала в нем ложкой, запах земляники стал сильнее. Разлила заварку по кружкам. Вишневская мечтательно-завистливо вздохнула: – Повезло Наташке. Татьяна усмехнулась: – Это как посмотреть, зеркальце-то не простое. В него все видно. И себя. Юля хмыкнула: – Ну и что? – Это тебе «ну и что», ты себя любишь до умопомрачения. Любую. А Наташка – нет. Ей нелегко придется. – Это почему же Сажина себя не любит? Да она эгоистка каких поискать! Просто центропупистка! – возмутилась Юлька. – Эгоистка, но себя не любит. Не научили. Родители науку двигали. А бабушке не до того было. – А такое бывает? Не любящий себя эгоист? – Ну, если верить умным книгам, эгоист, в принципе, себя не любит, поэтому хочет получить как можно больше доказательств хорошего к себе отношения. Так что ты у нас, дорогая Юлиана Юрьевна, не эгоистка. Эгоистка, конечно, но в пределах нормы. У тебя другая патология. Вишневская задумалась: – Какая же, если не секрет? Таня улыбнулась: – Ты – мазохистка. Обожаешь страдать… Подруга покорно кивнула: – Да, водится за мной такое. Но, с тех пор, как летать начала, все меньше и меньше. Радоваться приятнее. – А то! Еще как! Только сейчас додумалась? – Ага! Представляешь, тридцать семь лет думала! – Да, Вишневская, ты тоже не спешила. Куда до тебя Наталье с Сашкой, они только лет пятнадцать определяются! Они рассмеялись. «А ведь Вишневская действительно стала другая, – подумала Татьяна. – Теплая и сильная, как ветер с моря. И, похоже, еще окрепнет». Юля подняла глаза, спросила: – Про эгоиста интересная мысль. Твоя? – Нет, не моя. Подожди-ка. Таня сходила в гостиную, принесла потрепанную книжку в мягком переплете, протянула: – На, почитай. Эрих Фромм. «Искусство любви». – Обязательно. Где ты ее взяла? – Материализовала из воздуха! Купила в книжном. – Вот не думала, что ты читаешь такие книги! Таня пожала плечами: – Почему бы и нет? Мудрость мира разбросана везде, надо только захотеть ее увидеть. В людях, книгах, во всем… Щелкнул замок, гулко залаяла и сразу стихла Берта. На пороге кухни появился Гоша, такой же белый, как Юлька, только счастливый и улыбающийся во весь свой «лягушачий» рот: – Привет, теть Юля! Мам! Нам с Машей визу дали! На две недели! Мы летим к бабушке. Дай денег, я поеду за билетами. Машка внизу ждет! Матушка, скажи, ты ведь поколдовала? Перед нами четверым отказали, а нас с Машкой даже не спрашивали особо. Ну скажи, поколдовала? – Гошенька, дорогой, просто вы с Марией тихие, благонадежные дети, поэтому правительство США будет радо, если вы приедете в гости к твоей бабушке и заодно попрактикуетесь в английском. Ладно, Георгий, не сыпь снегом, вот тебе деньги. Когда приедешь? – Таня достала из сумочки перетянутую резинкой пачку долларов. – Позвоню. Говоришь, не колдовала, а деньги приготовила! Ох, мать, ты – хитрая ведьма! – Георгий засунул деньги во внутренний карман куртки. – Я хочу Машку сводить куда-нибудь. Так что, скорей всего, поздно. Погуляй с собакой на всякий пожарный. Хорошо? – Погуляю. Но если ты куда-то собрался, то денег не хватит. Там только на билеты. – Не парься, мам. Мне отец дал. Поощрил за хорошо сданную сессию. И на Америку обещал подкинуть, чтобы мы бабушку не напрягали. С тебя только на проезд. – Отец тебя балует. Гошка усмехнулся: – А кого ему еще баловать? Меня и Розу. Правда, меня больше. Я же его наследничек. Вот состарится – его баловать буду. Все, пока. Ушел. Хлопнула дверь, щелкнул замок, обиженно и недоуменно гавкнула собака. – Вырос, – задумчиво прокомментировала Юлька. – Да уж, наконец. Еле дождалась. – А мне жалко, что дети вырастают – еще немного, и другая жизнь. И у них, и у меня… – Не жалей. Другая – значит новая. – Но не значит лучшая. – Это как посмотреть, Юлька. Нет ничего страшнее застрять в одном времени или одном состоянии. Это хуже смерти. Точнее хуже страха смерти, в самой смерти ничего плохого нет. Просто врата в мир. Другой. – А я пока боюсь этих врат. – Пройдет. Со временем, когда сможешь полностью осознать себя во сне. Сон – это маленькая смерть. Тренировка. – Оргазм – это маленькая смерть. – Оргазм – это оргазм! Не путай! Хотя, может, и похоже… – Таня улыбнулась, задумалась. Юлька допила чай и поставила чашку в мойку: – Зачем ты позвала меня, Таня? Ведь не просто так? – Ты права, не просто. Я хочу отдать тебе одну вещь. Черный нож. Юлька напряглась, даже побледнела немного: – Черный нож? Мне? – Да, тебе. – Почему мне? Потому что я темная? – Нет. Потому что ты сильная и сможешь его удержать и применить. И еще потому, что ты ранимая, а нож тебя защитит. И еще потому, что ты никогда не употребишь его во зло. Вишневская побледнела еще сильнее: – А белый кому? – Марьяне. Она скоро придет. – Звонила? – Нет. – А почему Марьяне? Почему не Сажиной? – Потому что белый и черный ножи ссориться не должны. Они всегда принадлежали одной ведьме и переходили из рук в руки, но так уж вышло, что будут принадлежать двоим. Но одинаково сильным. Так вот, эти двое должны быть связаны друг с другом доверием. Безусловным. Ты Сажиной доверяешь? – Да, но с поправкой на… вредность. |