Онлайн книга «Вернуться по следам»
|
– Шуты. Змеи ядовитые. И вообще, Гло. Тебе что-то натрепал мальчишка, а ты и поверила. А вдруг наврал? И никто не собирался убивать собаку? – Ну, ма, – обиделась я, – ну я дура, да? Он правда сидел на короткой цепи – а это бессмысленно. Если бы я была вор, – я смутилась, – обычный вор… я бы легко прошла мимо пса, куда мне надо. И покормить его никто вчера не приехал… и воды в миске не было… А было жарко, тут от жажды одной свихнешься… Видно было, что плюнули на собаку, понимаешь? – Все равно, – мама сердилась все больше, – мы не можем его оставить. Нас пять человек в квартире. И кот, – добавила она воинственно. – И мы пса твоего не прокормим – он огромный же. Ты совсем не думаешь, что делаешь… – Рубец, – быстро сказала я, – как папа готовил, я умею. И у меня есть деньги, я же работаю, мам, мне хватит… – Рубец, ф-фу, – скривилась мама. – Работает она… Нет. – Мам, на неделю всего, а потом я его на конюшню отведу… – Так сегодня и отведи. Я испуганно замахала руками: – Что ты, мама, нельзя его сейчас… Он вон злющий, нервный – битый потому что. Он там укусит кого-нибудь. А на цепь его никак нельзя… второй раз. Это все будет, конец собаке, ну, мам… Мама забарабанила пальцами по столу. Я решилась на отвлекающий маневр – все равно надо было сказать. – Мам, – робко начала я, – а можно, я сегодня в школу не пойду? Нельзя пса дома оставлять сразу одного, надо выгонять его, поучить, а завтра… – Что-о-о-о? – Мамин голос взметнулся как птица и полетел все выше и выше, до ультразвука. – Что? Школа – это святое. Ты что придумала? Да ни в коем случае… Тут вмешался отчим: – Ань, да отпусти ты свое маугли один раз, пусть побегает с собачкой… Ну посмотри на нее – то учеба, то тренировки, она ж уже синяя вся от этой школы, и руки как спички. Мама не ожидала удара с фланга. – Это не от школы, – сказала она сварливо, – это все паршивая конюшня. Их там бьют. Нет, ну ты представляешь – этот мерзавец, тренер, избивает их батогом. Ты ее не видел, да она вся вот в таких синяках. – Мама показала ладонь и завелась не на шутку. – Это же садист. Садист. Его из цирка выгнали за садизм, а эти умники подобрали – к детям. Нет, ну ты представляешь? Вот я до него доберусь, до этого вашего… как его?… Омар Оскарович…. Или Оскар Омарович? И не выговоришь, прости господи… Я вздохнула. – Омар Оскарович, мама. Омар Оскарович Бабаев. И во-первых, не батогом, а шамбарьером, – я говорила нарочито нудным голосом, – а во-вторых, не бьет. Я тихо сползла с табуретки, подкралась к маме и несильно ткнула ее пальцем в бок. Мама взвизгнула и изменила позу. – Вот видишь, мам, – назидательно сказала я, – а теперь представь, что ты – на скачущей лошади… – Да отстань ты от меня, – отмахнулась мама. – Ну, мам… – Надо было закрыть эту тему с побоями. – Вот представь, что я сказала тебе это словами – опусти левое плечо к бедру и прижми локоть к боку. Да, левый локоть. Это очень долго, понимаешь? Пока тренер будет это говорить, можно уже десять раз упасть и уби… сильно удариться. А шамбарьер – как указка. Ткнул в нужное место – и порядок. А ты говоришь – бьет… Да и не больно совсем, – приврала я на всякий случай. Но мама не любила сдаваться. – Вот заберу тебя оттуда, и будешь в музыкальную школу ходить, как все дети, – проворчала она. Я промолчала. Я точно знала, что ни в какую музыкальную школу она меня не отдаст – после того как мама «сдала» меня в конно-спортивную, я перестала болеть. Совсем. И мама страшно боялась, что начну опять, если заберет. Это было так – просто попугать. – Ань, ну хватит уже. – Отчим легко поцеловал маму в висок. – Пусть идет. Волколака этого дома оставлять нельзя, деда нет, он бабушку сожрет к чертовой матери. И кота твоего, ты подумала? – А уроки на завтра? – слабо возразила мама. – Да узнает у кого-нибудь. – И отчим незаметно сделал мне знак рукой – мол, проваливай отсюда. Я ужом выскользнула из кухни, пробормотав: – Спасибо, дядь Степан. Не веря своему счастью, я закрылась в ванной, вымылась, переоделась и, пригладив мокрыми руками так и не расплетенные с вечера косы, связала их тугим узлом на затылке. Да, у меня были косы. Не косички – косы, черт их подери, меня не стригли с пяти лет. Мое проклятие в драках. И, парни, если вот вы сейчас с гордостью подумали о своих яйцах – то не надо. Яйца – это погремушки боли по сравнению с косами. Когда какой-нибудь урод хватает тебя за косу и тащит – голова просто взрывается, так больно. А если за две и в разные стороны? Обидеть меня, конечно, было не так-то просто – спасала гимнастическая подготовка, да и боли я не особенно боялась (дело привычное у конников), но я впадала в настоящую ярость берсерка, если кто-нибудь использовал этот грязный прием. Наверное, единственный способ был получить от меня по полной – я еще и лежачего потом могла ногами попинать, хотя обычно – ни-ни. Не знаю уж, как там с атавистическим ужасом – ну про миллионы женщин, которых… – просто очень больно и унизительно. Надо думать, я хотела состричь эту пакость. Но мама… Мама всегда хотела девочку. Не такую, как я, а настоящую девочку, чтобы наряжать ее в платьица, завязывать бантики, дарить кукол. Игрушки у меня вывелись еще года три назад, платья я не носила, не могла же я ее лишить еще и бантиков. Я выкатилась из ванной и наткнулась на маму, держащую в руках большую кастрюлю. – На, – она ткнула в меня кастрюлей, – этому твоему… чудовищу. Он вон здоровый какой, а что там той говядины было… Мама грустно вздохнула, а я почувствовала себя виноватой. Думаю, что любого другого советского ребенка за покражу полутора килограммов говядины самого бы подали к столу запеченным с яблоками. – Мам, прости… – начала я, но она меня прервала: – Ничего, у меня там еще фарш был. Котлеты сделаю. У тебя ведь не так много капризов, детка. – Мама была какой-то необычно печальной. – Совсем немного. Ничего-то тебе не надо, ничего не просишь, даже книжки свои сама покупаешь… – Мам, ты что? – спросила я, но мама только покачала головой и сунула мне кастрюлю в руки. – Спасибо, мама, – сказала я, но, заглянув в кастрюлю, мысленно застонала и воспроизвела пару матерных композиций из репертуара наших конюхов. Там были макароны – в мясном бульоне и с кусками сырого мяса, да, но – макароны. Служебной собаке… макароны… ужас! Однако, успокоив себя банальным «на войне как на войне» и «один раз – не пидорас», я снова сказала: – Спасибо. Но мама не зря жила с моим папой десять лет. |