Книга Заговор двух сердец, страница 43 – Кэтрин Куксон

— А я считаю, что ты красивая.

— Ладно, не буду с тобой спорить.

— И не нужно.

Они оба рассмеялись. Потом Вилли сказал:

— Можно мне сказать, что синий цвет тебе идет? У тебя ведь новое пальто и шляпка, правильно?

— Да, мама подарила на день рождения… У меня во вторник день рождения, но раз уж сегодня воскресенье, она дала мне поносить.

— Я знаю, когда у тебя день рождения.

— Я никогда об этом не говорила, так откуда же?

— Ты сказала мне, когда тебе исполнилось шестнадцать, тогда на тебе тоже были новое пальто и шляпка.

— Правда?

— Сама знаешь, что правда. Ты так это сказала, будто тебе исполнилось сто. — Они снова рассмеялись. Он осторожно потянул ее к берегу, и они, как обычно, уселись рядом на берегу.

Норин поставила себе на колени бумажный пакет и сказала:

— Я принесла те книги, что ты мне давал. Мне понравились рассказы Диккенса. Только уж больно они печальные, согласен?

— Да, верно. Но они правдивые.

— Откуда ты знаешь, ты ведь из дома почти не выезжаешь?

— Я был в Лондоне.

— На самом деле? — В ее голосе слышалось восхищение.

— На самом деле. Скажу больше, я слышал, как мистер Диккенс читает свои рассказы со сцены.

— Не может быть.

— Еще как может. Дядя Джон, тетя Анна, мама, Жозефина и я пошли в концертный зал и слушали этого великого писателя. Я был просто в восторге. А когда он умер, я так расстроился, как будто знал его лично.

— Значит он умер?

— Да, года три назад.

— Как жалко. Ненавижу, когда люди умирают. Я бы не хотела умереть, хотела бы все время жить и любить… — Норин внезапно осеклась и отдернула руку.

Вилли наклонился к ней и тихо спросил:

— Ты кого-нибудь любишь, Норин?

— Да, — выдохнула она.

— Я его знаю?

После небольшой паузы она ответила:

— Да.

— Как его зовут?

Она молчала, и он снова тихо спросил:

— Ты можешь сказать мне его имя?

— Нет, — отозвалась она. — Он должен сказать первым.

— Возможно тот, кого ты любишь, тоже боится. Поверь, я очень хорошо понимаю, как можно бояться признаться в любви… Ведь я тоже очень сильно люблю кого-то. Очень сильно. Но я-то… инвалид. И представить себе не могу, чтобы она меня по-настоящему полюбила. Пожалела, да! Это я могу понять. Хотела бы быть мне другом. На большее я и не могу рассчитывать… Вот я и боюсь напугать ее и лишиться ее дружбы.

— Вилли. — Норин стояла около него на коленях, юноша повернулся к ней и прошептал ее имя. — Вилли, ах, Вилли, — повторила она.

Их руки сплелись, и губы встретились. Она прижалась к нему так, как будто решила никогда больше не отпускать. Несколько минут спустя, не разнимая объятий, они уселись на берегу. Потом Вилли достал из кармана маленькую коробочку, протянул ее Норин и сказал:

— Поздравляю с днем рождения, моя дорогая Норин.

Она осторожно нажала на замочек, крышка открылась, и Норин увидела брошь в форме полумесяца, в углублении которого находилась звездочка. Полумесяц и звездочка были усеяны мелкими бриллиантами, а в центре звезды сиял крупный рубин.

— Ой! Вилли! Я никогда ничего подобного не видела. Спасибо. Спасибо. — Она обвила его шею руками.

Их губы снова встретились. И тут он спросил дрожащим от волнения голосом:

— Ты выйдешь за меня замуж, Норин?

— Да, Вилли, да.

— Когда?

Она задумчиво отстранилась, хотя и продолжала держать его за руку, взглянула на воду и прошептала:

— Отец…

Из-за кустов, около которых они сидели, лениво выползла одинокая фигура: парочка на берегу, конечно, слышала шорох, но не обратила на него внимания, решив, что это кролик. Собака, однако, была на стороже и рванулась на звук, но Вилли скомандовал ей оставаться на месте.

Рэнди Симмонс скорее напоминал пронырливого хорька, чем кролика. Он ухмыльнулся, потряс седой головой и пробормотал себе под нос:

— Как же, отец… Когда Симон услышит новости — про свою больную спину забудет. Это точно. Пусть только попробует еще раз сказать: «Лень раньше тебя родилась, Рэнди Симмонс». Язычок-то тебе укоротим.

Плевал он на нее: отец все равно рано или поздно все узнает.

Отец. Она не зря беспокоится, маленькая потаскушка.

Ха! А как здорово будет рассказать об этом в пабе: про слепого ублюдка этой Ведьмы и дочку Бентвуда. Пора тут все встряхнуть, уж больно скучно стало в последнее время. Ага, больно скучно.

— Дочка, взгляни только на свое пальто. Все в траве, можно подумать, ты стояла на коленях.

— Мам! Мам! — Норин оттолкнула руки матери. — Перестань суетиться и послушай меня. Мне надо кое-что тебе сказать… послушай… Вилли предложил мне выйти за него замуж.

— Вилли? — Люси прищурилась, как будто никогда раньше не слышала этого имени. И действительно, от дочери она его не слышала.

— Вилли Сопвит.

— Вилли Сопвит?

— Мам, не притворяйся, что ты не знала.

— Ну, я не знала, что дело зашло так далеко. — Люси говорила хриплым шепотом. Она оглянулась, как будто боялась, что их подслушают. Затем, чтобы подстраховаться, схватила дочь за плечо и приказала: — Ступай наверх.

В спальне она уставилась на Норин так, как будто видела дочь впервые. В комнате было полутемно — она сохранилась еще от первоначального двухэтажного коттеджа, и окна в ней были узкие и длинные, с трудом пропускающие свет даже в солнечный день. Стены комнаты толщиной в два фута, как будто были предназначены для крепости, а не для жилого дома. Норин могла перебраться в любую из свободных спален, но она предпочитала остаться здесь, тем более что жила в этой комнате с раннего детства.

— Ты сошла с ума, детка. Ты сама знаешь, что рехнулась.

— Ладно, я рехнулась, но мы все равно поженимся.

— Когда, ради всего святого?

— Я… пока точно не знаю, но поженимся обязательно. Вилли хотел сегодня познакомить меня со своей матерью, а когда я отказалась, он хотел придти сюда…

— Придти сюда! — Люси обхватила голову руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. — Отец же набросится на него. Ты же знаешь, он на него набросится.

— Ну, он может встретить достойный отпор. Вилли вовсе не слабак.

— Он же почти слеп, детка, по крайней мере, так говорят… Это верно?

— Да, — твердо и четко заявила она.