
Онлайн книга «Хроника Страны Мечты. Снежные псы»
— И что за принцип, если не секрет? — Мечта имеет границы, — промолвил Перец и начал спускаться по улице к реке. Аккуратно, как старичок, честное слово. Приглядывался, куда ступить, кряхтел, поскальзывался, бил себя ножнами по коленям. Я тоже спускался, но по-нормальному, без выделывания, просто осторожно. Я сюда нечасто вообще-то хожу, мне мост, да еще в таком виде, не нравится. Есть в нем что-то неприятное. Мост, который через овраг — ну, там, где столбы все время гудят, — мне просто безразличен, я к нему спокойно отношусь, а этот меня напрягает. Какой-то недоделанный. Вообще, мост — символ пути в другой мир, во всех культурах так. Место опасное и мистическое, под ним всегда черти водятся. И мне кажется, недаром Перец так этот мост любит. Ну да мне все равно. Мост обладал еще одной странностью — на нем росли сосульки. Но не сверху вниз, а снизу вверх. Сталагмиты. Если то, что мост обрывался над рекой, я еще мог как-то объяснить — строили-строили, да недостроили, — то сталагмиты не объяснялись никак. Впрочем, я уже давно понял, что искать всему объяснений не стоит. В сталагмитах была проложена тропинка, по ней мы прошли до самого обрыва. Вернее, обреза. — И что? — спросил я. — Хочу посидеть на дорожку, — повторил Перец. — На какую дорожку? — не понял я. — Как на какую? Полетим за Ракитченко. — Ты чего?! — Я просто обалдел. — Раньше не мог, что ли, сказать? — Я же тебе говорил. А боец должен быть всегда наготове. Во, блин, уродец! Я даже онемел немножко от таких разворотов. — Я револьверы не взял… — Зато я взял. — Перец распахнул полушубок. На поясе у него красовались Берта и Дырокол. И два патронташа. Один резиновый, другой урановый. Перец расстегнул пряжку и швырнул оружие мне, ухмыльнулся: — Мудрый вождь позаботился о своих глупых вассалах. Вот как. Позаботился. — Говоришь, мы летим за Ракитченко? А ты хоть знаешь, где он? — Примерно. Найдем. — Найдем… Я вот не думаю, что мы так легко его найдем… — Ты изменился, — усмехнулся Перец. — Год назад был настоящий Рэмбо Шварценеггер, а теперь какой-то рефлексирующий гимназист… — А ты тоже… Я тоже хотел сказать, что он не в лучшую сторону поменялся, но сказал по-другому: — Нытик ты. Стал нытиком. — Сам ты нытик, — капризно огрызнулся Перец. — Ладно, не будем… Ты готов или сбегаешь за подгузниками? — Готов, — ответил я. — Никогда в тебе не сомневался. — А может, по пути в Деспотат еще заскочим? — предложил я. — Поговорим там со старыми товарищами, свергнем кого-нибудь… Ну так, чисто для торжества сил света над силами тьмы? Поглядим, что там да как там. Этот Застенкер… — В другой раз. Для начала… Перец замолчал. — Вообще-то хорошая идея, — сказал он через минуту. — Весьма. Только не в Деспотат, а к Ляжке, мы еще успеем… Надо нам к гномам заглянуть, к инфекционным. Я поглядел на него вопросительно. — Ну, к тем, которые смеялись все время, смехотун где. Там, где Кипчак остался за старшего. — Кипчак? — удивленно переспросил я. — Да, Кипчак, сын Робера. Да ладно, не прикидывайся, что забыл все. Такое ведь не забудешь! Ты там еще показал себя во всей мощи, прямо сражение при Фермопилах устроил. Перец подмигнул. Я покраснел. Хорошо, хоть маска на мне была. Да, слишком уж я там героически себя показал. Прямо не знаю, царь Леонид какой-то на самом деле, правильно Перец подметил. Сначала вроде приятно было героем себя чувствовать, а потом стыдно стало. Неудобно, что ли… Я не любил тот эпизод вспоминать, а если вспоминал, то вздрагивал от неприятности. Если же он мне снился, то я просыпался. Перец продолжал: — Ты тогда всю нашу дорогу лопушком прикидывался, типа, ничего не могу, ничего не понимаю, а как пришел урочный час, так ты и вышел… Весь такой блистающий, весь такой ослепительный, аж отслоением сетчатки грозило! Злобненько. — Не надоело придуриваться? — нахмурился я. — Пух, пух, — Перец изобразил перестрелку, — и жесточайше почикал негодяев! Как там говорится… Беспрекословной рукой, во! Так их отбеспрекословил, что у них всякая охота на добрых людей нападать и отпала. И вообще все отпало, они все померли враз. Знаешь, в честь такого выдающегося события мой друг Поленов, ты его не знаешь… мог бы сделать тебе отличную татуировку. Вытатуировать у тебя на груди тебя самого! Или нет, лучше не тебя самого, лучше Мамина-Сибиряка. — При чем здесь Мамин-Сибиряк? — А ни при чем, — хохотнул Перец. — Фамилия просто такая… Величественная. Не знаю, как тебе, а мне на ум приходят простые, но в то же время волнующие строки. Допустим, такие: Лошадка хмурая Бредет скрозь лес А я прицелился Достал обрез… — Погнал ты что-то… — осторожно сказал я. Перец часто стал гнать. Гнать и стишки сочинять. Какая-то в нем нервозность ни с того ни с сего прорезалась, я уже говорил. Не знаю, мне кажется, его лечить надо. Комплексными методами. Но он лечиться не будет, он упертый. Будет веселиться. — Почему это погнал? — напрягся Перец. — Ну вот что это значит — «а я прицелился, достал обрез…»? Обычно наоборот бывает. Обычно сначала обрез достают, а потом уже прицеливаются. — Верно, — кивнул он, — я не заметил. Я вообще такой невнимательный, ничего не вижу. Вернее, вижу, но понимаю, что именно видел, только потом. Вижу — сволочь какая-то, но не понимаю… Перец сбросил полушубок, выхватил меч. Я же говорю, заносит его. Юноша на грани нервного срыва. — Лариска на тебя так тогда смотрела… — Перец игриво пошевелил бровями. — С восхищением. Он подошел и принялся тыкать меня рукояткой в бок, снова подмигивать, щурить глаз и вообще натужно веселиться. — С таким восхищением… Прямо, ну не знаю… Ты ее поразил! Перец начал медленно вертеть мечом над головой. Над своей. Ну и над моей заодно. Не очень приятно. — Ты имел бы у нее успех, — сказал Перец. — Настоящий герой… — Да какая Лариска-то? — Ты бы имел успех… — талдычил Перец. — Большой успех. Еще бы — такой могучий, защитил женщин, больных, детей, больных женщин и детей, сирых, убогих, одноногих… Опять. Опять заскок. — Герой… — Перец поморщился. — Без страха и упрека… Потом шагнул назад, сделал незаметное движение, и клинок оказался у самого моего носа. Острием. Перец улыбался. |