
Онлайн книга «Стальной волосок»
— А чего хорошего? Думаешь, сделают тебя дирижером кремлевского оркестра? Научат пиликать на флейте, и станешь рядовым капельдудкиным в гарнизонной музыкальной команде… Ваня ощетинился еще старательнее: — Ну и что? Не всякий музыкант — Башмет или Ростропович. Обычные тоже нужны. Что здесь плохого? — Да ничего, — миролюбиво согласился Квакер. — Только если человек любит это дело. А тебе оно, как я понимаю, по фигу… Квакер явно не хотел сказать плохого. И Ваня не хотел ссориться. Он ответил: — А что делать — то? Меня и не спросят… — Упрись… — Ну, упрусь… А что взамен? В самом деле — что? Если обычная школа, то ведь все равно… «Эй, Повилика, там за тобой приехали!» И домой… И вечер все с теми же уроками. Или с дисплеем Интернета, где, как ни старайся, не найдешь родную душу. И к тому же: «Ваня, я много раз объясняла, что это очень дорого. А твой папа, как всегда, не спешит с алиментами…» Или телевизор с осточертевшей стрельбой, набившими оскомину мультиками и задерганными гитаристами, которые понятия не имеют о музыке. И с обязательными девицами без юбок… Ваня перешел желтый луг и оказался у электромачты с оборванными проводами. Под мачтой лежал в клевере бетонный блок. На блоке сидел Никель. Он сидел, наклонив плечи и голову и в опущенных руках, между колен, держал книжку «Мифы Эллады». У Вани с собой тоже была книжка. Разумеется, «Завещание чудака». Никель и Ваня разом посмотрели друг на друга. Никель улыбнулся. Не из вежливости, а хорошо так: видно, по правде был рад, что они встретились. Ваня спросил: — Можно, я тут посижу? Никель торопливо подвинулся, хотя места на плите было на десятерых. Оба сразу поняли, какой получился анекдот. Засмеялись. Ник даже откинулся назад, вскинув колени. Книжка раскрылась, в клевер упал из нее фотоснимок. Тот самый — Саша Юхманов, мальчик в простреленном берете. Никель, кажется, смутился, но Ваня тут же сказал: — А у меня тоже… вот… — Потому что в книгу Жюля Верна вложена была такая же фотография. Сели рядом. Оба положили снимки себе на колени. Саша смотрел приветливо и словно ждал чего — то. — Мы будто втроем, да? — сказал Никель. — Да. И мы, и он… или его душа… Почему Ваня сказал про душу? Другому бы не сказал, но Никелю… Ване всегда чудилась в нем загадка. Словно Никель, побывавший на краю, больше других понимал в тайнах бессмертия душ, в загадках вечности… Ник не ответил, только кивнул — понятливо так. И опять согнулся, опустил снимок между колен. Ваня набрался смелости. Показалось, что подходящая минута для вопроса: — Ник… а страшно было перед операцией? Ведь будто… уходишь куда — то… Никель посмотрел сбоку и ответил… вполне легкомысленно: — Да ни капельки! Делают успокоительный укол, говорят, что все будет в порядке, и тебе — до лампочки… Я даже и не помню, как давали наркоз. Запомнил только, как везли по коридору в операционную, а потом проснулся уже в палате. И врач говорит — все в порядке… Ваня разочарованно молчал. Не оказалось никакой тайны. Никель, кажется, понял его. — Я ждал знаешь чего? Думал, что, когда операция на сердце, серьезная такая, душа взлетает под потолок и наблюдает оттуда. И ты видишь себя будто со стороны. Про это много всяких историй… Я потом спросил Андрея Евгеньевича, нашего доктора. А он засмеялся. Говорит, что такое бывает лишь в состоянии клинической смерти, когда человек больше, чем наполовину, уже на том свете… «А у тебя, — говорит, — душа крепко сидела внутри, расставаться с телом не хотела, поэтому и кончилось все хорошо…» Я говорю: «Но значит, душа все — таки есть?» А он засмеялся опять: «У хороших людей обязательно есть. А у кого нет — они не люди, а биороботы…» — Дед говорил, что существуют всякие энергетические поля, — вспомнил Ваня. — Их природа еще неизвестна, но они есть. И, может, как — то связаны с нашими душами… Например, Всеобщее информационное поле… — Конечно. Он зря не скажет, — согласился Никель. Они посидели молча минуты две, слушая всякое стрекотанье в траве и гудки на недалеком шоссе. И девчоночий сердитый голос на берегу Тараскульки: — Витька, я скажу маме, что ты опять лазал на тот берег! — Ну и что? Тут глубина меньше, чем по пузо! — Вот мама даст тебе по пузу! С другой стороны! — Ябеда!.. Никель и Ваня подняли глаза, чтобы глянуть друг на друга и улыбнуться по поводу такой перепалки. И улыбнулись. И увидели, что через желтые цветы к ним идет Лорка. 2 Лорку привез Квакер. На багажнике своего велосипеда. Потому что Лоркин велик «стал совсем утиль и надо горбатиться неделю, чтобы довести его до ума». Так объяснил Квакер. Но, скорее всего, он просто понимал, что путь в тридцать километров по ухабистым обочинам — это не для «девицы, похожей на кузнечика в юбке». Впрочем, Лорка приехала в мальчишечьих бриджах и не менее мальчишечьей майке — безрукавке — с пиратской рожей на животе. Остатки ее расплетенных и остриженных косичек лохматились и курчавилась. А плечи крупно шелушились от загара. Ваня пошел навстречу. Снял с Лорки невесомый пластик кожи и пустил по ветру. — Хочешь, я всю шелуху с тебя счищу, как с молодой картошки? — Хоть бы «здрасте» сказал, — притворно надулась Лорка. — А это и есть «здрасте»… — Лорка, ты как нас нашла? — спросил с плиты Никель. — Да я еще с прошлого года знаю, что это твое любимое место! — Вот как! И теперь всем звонишь об этой тайне!.. Убирайтесь отсюда оба! — Ник прекрасно понимал, что Ване и Лорке хочется побыть вдвоем. — Может, вместе побродим? — сказал Ваня из вежливости. — Идите, идите. Не мешайте читать про древних греков. Это были благородные герои, не то что некоторые… Лорка и Ваня посмеялись и пошли. По плечи в желтых цветах. Лорка сказала, что вернулась в Турень вчера утром. И в это же время приехал из Каменска Квакер. — Теперь он болтает с Трубачами, а я, Ваня, сразу пошла искать тебя… — Ты молодец! — Да… Ваня, Квакер ключик привез. Такой замечательный… — Ух ты! Пошли скорее, я хочу посмотреть! — А не надо идти, он у меня… — Лорка вытащила из брючного кармана спичечный коробок, выдвинула ящичек. — Ух ты… — опять сказал Ваня. Серебристый ключик сверкал, будто в кадре фильма про всякие волшебные шкатулки. Разлетались маленькие лучи. Длиною ключик был сантиметра три, а еще на полсантиметра торчало из стерженька тоненькое прямое жало. |