
Онлайн книга «Синий краб»
— Заплата не нравится? Может, новый матрас надо было распороть? Тоник потрогал языком разбитую недавно губу и рассудительно заметил: — Новый тоже, наверно, полосатый. — Можно покрасить, — предложил Петька. Все промолчали. Петька перешел только во второй класс, и глупость его была простительна. Тимка поднялся с бревна, на котором все они сидели, и с досады швырнул в воду ком сухой глины. — С всех буксиров будут на нас свистеть… — Только и работы на буксирах, что свистеть, — фыркнула Римка. — Мы тоже можем свистеть, — сказал Тоник. — Только я пока не могу. У меня губа распухла. — Покажи, — попросил пятилетний Петькин брат Клякса и даже встал от любопытства. Тоник хотел показать, но Петька дернул Кляксу за штаны, и тот снова шлепнулся на бревно. — Попробуй зареви, — пригрозил Петька. — Тимофе-ей! Сейчас же домой! — донеслось до мальчишек. Они подняли головы: на обрыве стояла Тимкина сестра. — Зинаида голосит. Аж за квартал слыхать. — Тимка встал и поднял с песка свою куртку. — Подождите, я не надолго… Зинаида гладила платье. Она не оглянулась, когда Тимка вошел, только сказала. — Достукался? Теперь тебе будет… Тимка не знал, как и до чего он «достукался». — Что будет? Зинаида послюнявила палец, попробовала, горячий ли утюг, и будто по афише прочитала: — Лекция на тему «Методы воспитания в семье». Часть первая: доклад о благотворном влиянии ремня на характер трудновоспитуемых детей. Часть вторая: демонстрация опытов. В перерывах танцы. Вход свободный… Тимка не знал за собой никакой вины. Понял однако, что отец опять грозится отлупить. А за что? — Ты, Зинка, объяснила бы по-человечески… — Папа объяснит. Тимка не торопясь сел на подоконник, сунул руку за спину и неслышно поднял шпингалет. Слегка надавил локтем раму: легко ли открываются створки. Потом равнодушно спросил: — Наябедничала? — Очень нужно! «Не ябедничала. Да и не о чем», — ронял Тимка. Отец вошел и хмуро бросил с порога: — Явился! Тимка пожал плечом: явился, ну и что? — Ты у меня поужимайся! — загремел отец. Думаешь, ничего не знаю?! Ты с кем компанию водишь?! — С кем? — Захожу я в магазин, — продолжал отец, обращаясь уже к дочери, — а Лизавета, продавщица здешняя, меня поздравляет: «С гостем вас, Вадим Петрович». — «С каким, — говорю, — гостем?» — «Как с каким! А сынок-то вы для кого бутылку румынского покупал? Сказал, что вы послали, гость, мол, приехал аж из самой Москвы. Мы вообще-то детям не продаем алкогольный товар, да тут, думаю, ладно, мы люди знакомые…» Так какому ты гостю бутылку покупал? — Рабочие попросили, — сказал Тимка, — равнодушно качая ногой. — Ну… соврал я в магазине, а то не дала бы… — Какие рабочие? — Те, что на плотах работают. — Ну и что? Выпили они? — Не вылили же… — А это? — Вадим Петрович вынул из-за спины длинную бутылку с красно-золотистой наклейкой. — Я под крыльцом нашел, где ты свое барахло хранишь! Молчишь теперь? Он поставил бутылку на пол и шагнул к Тимке. Тимка толкнул спиной раму и вывалился в пыльные лопухи. Ребята ждали Тимку на старом месте. — Отец бутылку нашел, — сказал Тимка. Все вопросительно молчали. — Ну и что? — не выдержала Римка. — Ну и все… — Ты бы объяснил ему. — Ему объяснишь. Он сразу за ремень… — А ты? — Катапультировал из окна. — Катапультировал! — Римка сморщила веснушчатую переносицу. — А бутылка? Лучше бы эти деньги на кино истратили. — Дура ты рыжая, Римка, — сказал Тоник, который вообще-то ругался редко. — Я?! Дура?! — Хватит вам! — крикнул Тимка. Петька пригладил свой аккуратный чубчик и осторожно спросил: — Тима, сегодня ничего уже делать не будем? — Не будем. Поздно уже. — Тогда мы домой. А то заругают. Петька увел Кляксу. Римка встала. — Я тоже пойду. Мне «Золотую цепь» на один вечер дали почитать… — Она потопталась и спросила: — Может, он остынет и забудет? — Да чепуха все это. Иди… Тимка и Тоник остались вдвоем. Тимка свел белесые брови и смотрел в землю. — Отлупит? — с горькой прямотой спросил Тоник. — А черт его знает. — Давай я пойду с тобой. Вместе все расскажем. — Чего ему рассказывать! Он теперь наверняка уже снова кирной… Тоник поковырял полуботинком влажный песок. — А раньше он… не бил? — Когда мама была, даже не грозился. Да и потом… А с прошлого года пить начал. И злой бывает часто. Как распсихуется, я убегаю. — А потом? Навсегда ведь не убежишь… — А он все забывает, как примет сверх четвертинки. Они долго пробыли на берегу. Солнце уже спряталось за крыши Заречной слободы. С воды потянуло зябкостью, запахло сырыми плотами и дымом береговых костров. Самоходки у дальних причалов зажгли сигнальные огни. — Пойдем ко мне ночевать, — предложил Тоник. — Не… Зинка забеспокоится. — Тимка помолчал и добавил. — Завтра все равно спустим «Спартака». — Это ничего, что парус полосатый, — сказал Тоник. — Ничего. Ни отца, ни Зинаиды дома не было. Тимка выключил электричество, тихонько разделся и залез под одеяло. За окном на столбе горел неяркий фонарь, и свет его крошечной точкой отражался в погасшей лампочке. Тимка долго смотрел на светлую точку, потом задремал. Сквозь сон он слышал, как у пристани басовито вскрикнул буксир. Ему ответил тихий сигнал рожка: наверно стрелочник трубил на пристанских путях. Тимка видел из-под опущенных ресниц, как, словно повинуясь сигналу рожка, яркая точка на лампочке выросла и разгорелась. А бросала на стены голубоватый отблеск. А потом совсем сделалось светло, и Тимка понял, что уже утро. Солнечные лучи ударили в окна, ставшие широкими, как ворота. В раскрывшихся створках тихо звенели стекла. Но вдруг свет потускнел, пожелтел, и Тимка вздрогнув от непонятного страха, открыл глаза. Он увидел отца. Над столом покачивалась лампочка в обгорелом газетном абажуре. Ее отражение искрой дрожало на темном стекле бутылки. Отец стоял, опираясь одной рукой о край стола, другой — о спинку стула и тяжело смотрел на Тимку. |