Онлайн книга «Бабочка на штанге»
|
— Да… — сказал папа и зачем-то сел на круглый табурет у вешалки. — Но, как говорит Заратустра, есть в жизни множество причин… Дело в том, зачем ему понадобились деньги так срочно… — Рэкетиры прижали? — боязливо спросил я. — Не говори глупости! — вскинулась мама. — У Глеба Яковлевича заболела жена. — Неожиданно и очень тяжело. Лечение возможно только в Германии. Деньги нужны немалые… Я даже разозлился: — Ну и в чем дело-то? Получит за машину, отдаст на лечение… — Мудрое суждение, — сказал папа. — Только это не выход. Сумма получается в два раза меньше той, что нужна… «Ну, а мы-то что можем сделать?» — чуть не сказал я. В самом деле — что? Но я не сказал, потому что вдруг вспомнил: — Но папа! Ты же говорил, что Садовский давно в разводе! Родители вдвоем посмотрели на меня, будто на маленького. И молчали с полминуты. Папа выговорил: — В разводе или нет, а она все равно живой человек. И не совсем чужой для него… — И кроме того, — услышал я будто со стороны мамин голос, — она ведь мама его сына. Глеб в нем не чает души… Помнишь мальчика Яшу… то есть Ясика, который восьмого марта играл на флейте? Конечно, это все было не случайно! Это какое-то сплетение энергетических (или антиэнергетических!) полей. Или разных судеб! Или кармы (или как это называется?). Я даже не удивился. Будто чуял заранее: должно случиться что-то такое. Еще бы я не помнил мальчика Ясика! В этот миг я будто сам превратился в него. И не просто в него, а в того Ясика, который услышал, будто у него не стало мамы. Что на свете может быть страшнее? Ясик уронил флейту и стоял, опустив руки… Если бы не было на свете никакого Ясика, я конечно, все равно сказал бы то, что сказал в тот раз. Это я знаю твердо. Но стоявший перед глазами Ясик сделал решение быстрым и единственным. Все, конечно летело к чертям, но зачем пудрить друг дружке мозги? — Так в чем дело-то? — спросил я. — Не понимаю… — сказал папа. — Прекрасно понимаешь, Не продавай машину, вот и все… — Да, но… — Деньги отдай Садовскому, а машину пусть он продаст кому-нибудь еще. Вот и будет нужная сумма… — Люблю четкость формулировок, — сказал папа. Опустил голову и стал шевелить носками домашних туфель. — Клим, ты это всерьез? — негромко спросила мама. — Господи, а что еще можно сделать? — сказал я. Папа исподлобья взглянул на маму. С какой-то невысказанной фразой. Мама — на него. — Ну вот… — выдохнул папа. Сел прямо, расправил плечи. Я понял: они с мамой уже обговорили этот вопрос. Им нужно было только мое мнение. Мама вдруг шагнула ко мне, повернула спиной, прижала к себе. Я макушкой коснулся ее подбородка. Мама кашлянула и проговорила: — Все-таки у нас неплохой сын. Да, Аркаша? — Временами… — сказал папа. Тоже кашлянул и отвернулся. Мне вдруг стало тошно. От стыда. Они что, считают меня благородным, самоотверженным, великодушным? Тьфу… Я же просто боюсь! Боюсь за флейтиста Ясика, за его маму… За свою маму: вдруг и с ней однажды случится что-нибудь такое же страшное?.. Ну, нельзя же уступать страшному, если есть хоть какой-то способ защиты! Я хотел тут же высказать это, но вдруг почувствовал, что в горле будто деревянная затычка. С занозами. А мама неожиданно сказала: — Но есть одна опасность… — Какая? — спросил папа с непонятно веселым любопытством. — Все знакомые… и незнакомые… объявят нас сумасшедшими. Если узнают… Я проглотил занозистую затычку: — Не все… — Потому что подумал: Глеб Яковлевич Садовский не объявит. Ясик не объявит. И мама его тоже… И еще вспомнил почему-то людей из кафе «Арцеуловъ» — плечистых пилотов, очкастых авторов космических идей, водителей с дальних трасс… И Ринка, не объявит, и Чибис, и все люди из поселка Колёса… Папа встал. — Позвоню Глебу. А то ведь бывает… теряя минуту, теряешь судьбу… — Так говорит Заратустра, — ляпнул я. Папа нагнулся, сдернул туфлю, делая вид, что хочет запустеть ею в меня. Я хохотнул и присел. Папа уронил туфлю, сгорбился и ушел из комнаты. Мы с мамой молчали. А Лерка вдруг капризно спросила: — Мы, что ли, значит, никуда не поедем, да? — Она, конечно же, крутилась рядом. — Ну, почему же, — осторожно утешила мама. — Придумаем что-нибудь. Можно поехать на поезде, только чуть позже, во второй половине августа… Наскребем на билеты. — А на машине, значит, нельзя? Мама хотела погладить ее по голове. — Лера, но ты же слышала, что случилось… У дяди Глеба такая беда… — Ну, не у нас же, — заявила рассудительная сестрица. Я почувствовал, что взорвусь, как петарда. — Валерия, — очень сдержанно сказал я. — Да, не у нас… Вот представь, купили мы машину. Съездили в Крым, катаемся на ней по городу. Иногда берем покататься Глеба Яковлевича. Вместе с сыном. Едем по зеленым окраинам… Справа — цветущие луга, слева — благоустроенное Парамоновское кладбище… — Клим… — предупредила мама. — Мама, подожди… Глеб Яковлевич Садовский просит папу: «Останови ненадолго, мы с Ясиком навестим могилку его мамы…» И они идут, а мы ждем в машине. В той самой, которая могла бы спасти маму Ясика, но мы не захотели… Я думал, она дрогнет. Может, заморгает или хотя бы шмыгнет носом. Но Лерка сказала прежним тоном: — Ну и что? Я потер уши (они почему-то захолодели). Я попросил: — Мама, ты иди, пожалуйста, в комнату… Ну, пожалуйста. На минутку… И… мама послушалась. Я в правую руку взял оброненную папой туфлю. Левой рукой развернул Валерию, ухватил ее за куцый подол адидасовского платьица и вляпал подошвой по малиновым колготкам! Лучше бы я вляпал по фугасу! Лерка взорвалась яростным ревом! Ее сроду пальчиком не трогали, а тут… Она рванулась из комнаты, вылетела из квартиры, вернулась, сунула ноги в сандалетки и, хлопая подошвами, умчалась вниз по лестнице. Я сразу обмяк. Ушел к себе, сел на тахту, привалился к спинке — будто театральная кукла, у которой обрезали нитки. Мама и папа возникли в комнате. — Что ты с ней сделал?! — отчаянно сказала мама. — Треснул ниже поясницы. — Всего-то… — хмыкнул папа. Но мама по нему и по мне прошлась гневными глазами: — Она такая впечатлительная девочка! |