Книга Скандальная история, страница 30 – Дженна Питерсен

Старик тотчас же поклонился и поспешно вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Кэтрин опустила сверток с тканью на кресло и, скрестив на груди руки, пристально взглянула на мужа:

– Почему ты нагрубил Мэтьюзу? У нас с ним был очень серьезный разговор.

Доминик кивнул на сверток с тканью:

– Неужели это так важно?

– Да, очень важно! И тебе следует знать, что я намерена превратить эту комнату в самую уютную в доме гостиную. – Она повернулась и простерла руку к окну с грязными стеклами. – Здесь самый лучший свет, и здесь будет очень тепло и уютно во второй половине дня.

Доминик усмехнулся. Его раздражение как-то незаметно сошло на нет. Да и как можно сердиться на жену, у которой на очаровательной щечке красовалось грязное пятно?

Шагнув к ней, он стер пятно пальцем.

– Кэт, почему ты сбежала от меня сегодня утром?

Она пожала плечами:

– Не понимаю, о чем ты. Я проснулась, встала и пошла в свои покои, чтобы одеться.

Его раздражение вспыхнуло с новой силой. Ему совсем не нравилось, что жена хочет иметь отдельные комнаты.

– Ах да, твои покои… И скоро закончатся работы по их обустройству?

Она отступила от него на несколько шагов.

– Да, скоро. Через несколько дней, надо думать. И тогда я перестану докучать тебе своим постоянным присутствием.

– Постоянным присутствием? Где именно? В моей постели? – осведомился он с лукавой улыбкой. – Кэт, ты можешь докучать мне своим присутствием в моей постели сколько твоей душе угодно. Хоть прямо сейчас и докучай.

Она покраснела, но усилием воли заставила себя изобразить гнев.

– Вы, сэр, разыскивали меня по всему дому, имея в виду какую-то определенную цель? Или только ради того, чтобы применить на практике свои незаурядные таланты соблазнителя?

Доминик медлил с ответом. Да и что он мог сказать? Что добрый час бродил по всему дому, потому что соскучился по жене? Такой ответ вполне соответствовал бы действительности, но признаваться в этом ему почему-то не хотелось. Наверное, потому, что подобное признание сразу сломало бы те рамки, которыми он сам же и ограничил их отношения.

Кроме того, эти чувства не были подлинными. Желание физической близости заставляло его искать общества жены, а отнюдь не более глубокое чувство. То, что жена начинала ему нравиться как человек, не имело никакого отношения к тому, что он весь изнывал от желания прикоснуться к ней.

– Ты намеренно избегаешь меня, не так ли, Кэт?

Она побледнела. Отступив еще на шаг, резко взмахнула рукой, словно в беспамятстве.

– Нет-нет, я… Может, тебе интересно узнать, что я собираюсь сделать в поместье?

Он тяжко вздохнул. Опять разговоры об обустройстве дома. Каждый раз, когда ей хотелось уйти от какого-нибудь разговора, она заводила все ту же песню. А он был сыт по горло рассуждениями о красках и коврах.

– Нет, не интересно. – Доминик отрицательно покачал головой. – Меня все это совершенно не интересует.

– Не интересно? – Казалось, она обиделась. – Но почему…

– Перестань, Кэт. Мне совершенно безразлично, что ты собираешься сделать с этим поместьем. Собственно говоря, я не хочу, чтобы ты вообще что-нибудь с ним делала. И не хочу, чтобы прислуга хоть что-нибудь убирала из дома.

Кэтрин пожала плечами.

– Я тебя совершенно не понимаю, – сказала она. – Ведь дом обставлен мебелью, которая давно вышла из моды. Да и стены необходимо заново оклеить обоями и покрасить. И еще мне очень хотелось бы купить новый ковер в библиотеку. Но как я смогу привести этот дом в порядок и сделать его таким, чтобы им можно было гордиться, если ты не позволишь мне ничего здесь переделывать?

Он нахмурился:

– Говорю же тебе, меня не интересует это поместье. Я не собираюсь оставлять его себе. Я хочу завершить дело, ради которого приехал сюда, а потом вернуться в Лондон. Мой лондонский дом не нуждается в ремонте, и обустраивать его заново тоже нет никакой необходимости. Ты сама в этом убедишься, когда мы приедем туда. И там ты сможешь занять себя походами по модным лавкам…

Она рот раскрыла от изумления:

– Ты не собираешься оставлять себе Лэнсинг-Сквер?

– По-моему, я ясно выразился. – Доминик видел, что его жена уже успела привязаться к этому запущенному дому, и это почему-то еще больше его раздражало.

– Мне кажется, это очень красивое поместье, – сказала она. – Достаточно исправить здесь кое-что, вложить немного денег, и…

Он решительно покачал головой:

– Я ничего не собираюсь исправлять. А деньгами рисковать тем более не намерен.

Она вздохнула:

– Тогда почему мы здесь? Почему мы приехали сюда, если это поместье тебе безразлично? Ведь ты мог бы отвезти меня прямо в Лондон. Или в любое другое из своих поместий. Что за дело держит тебя в этом доме, если ты целыми днями сидишь на чердаке, а ночами… – Она в смущении умолкла и отвела глаза.

Доминик еще больше помрачнел. Невозможно было объяснить жене мотивы его поступков, не рассказав при этом всю правду. А делать этого он пока не собирался.

– Мои дела тебя не касаются, – заявил он.

Она взглянула на него с удивлением:

– Но я же твоя жена.

– Это не дает тебе права вмешиваться во все мои дела.

– Что ж, очень хорошо. – Она нахмурилась. – Тогда, может, ты будешь настолько любезен, что сообщишь мне, что произойдет с прислугой в том случае, если ты не станешь пользоваться поместьем? Они и дальше будут существовать на такие мизерные средства?

Доминик взъерошил ладонью волосы. И как их разговор принял столь неожиданное направление? Стараясь взять себя в руки, он пробурчал:

– Понятия не имею, что с ними будет. Разумеется, я позабочусь о том, чтобы все слуги получили хорошие рекомендации, когда будут уходить…

– Ты собираешься уволить прислугу? – Лицо ее исказилось ужасом.

– Совершенно верно. Когда мы покончим здесь со всем… Да, я собираюсь закрыть дом, а прислугу уволить.

– Но почему? И почему бы тогда не продать это поместье человеку, который сможет оценить его по достоинству? Да и мы вполне могли бы здесь жить. – Она с мольбой взглянула на мужа и схватила его за руку.

Доминик невольно поморщился. Его мучила совесть. Но как объяснить жене, что поместье это ему ненавистно? Здесь, в этом доме, он был зачат во время какого-то любовного приключения матери. И здесь его настоящий отец отвернулся от него. Закрыть этот дом и забыть о нем – вот что он собирался сделать. Такой поступок превратил бы Лэнсинг-Сквер из ужасной страницы прошлого в обыкновенный земельный участок, которым он, Доминик, мог бы распоряжаться по своему усмотрению. И тогда мысли о прошлом его не мучили бы.