Книга Дети лампы. Книга 2. Джинн в вавилонском подземелье, страница 47 – Филип Керр

— Освободите меня.

— Вы кто? Восса Veritas? Уста Истины?

— Возможно, — сказал голос.

— Это не похоже на правдивый ответ, — сказала я.

— Хорошо, я не Bocca Veritas. Я — такой же пленник этого замка, как и вы.

— Не совсем такой же. В конце концов, я гуляю по прекрасным садам, а вы сидите в заточении в колючем, прикованном к стене сосуде, который, если бы не я, до сих пор стоял бы в нише под замком.

— Но вы тем не менее тоже пленница, — сказал голос с явным французским акцентом.

— Почему вы так считаете? — спросила я.

— Потому что вы сказали: «Не совсем такой же», когда я предположил, что вы здесь в плену, как и я. Если бы это было неправдой, вы построили бы свой ответ иначе.

— Верно.

— Если вы меня освободите, я помогу вам убежать.

— Интересно, как? Вы и самому себе помочь не в состоянии.

— Верно. Однако тот факт, что я нахожусь именно здесь, под семью замками, указывает на то, что в моем случае требуется дополнительный уровень безопасности. Если меня не запереть, не приковать и не заточить в бутылку, я наверняка убегу.

— Может, и так… — сказала я. — Если, конечно, вас заточили в сосуд именно для того, чтобы не дать вам убежать… А если по другой причине? Если вас не просто посадили в тюрьму, а заперли, приковали и заточили, чтобы наказать построже?

— Как это ни печально, но и сейчас вы говорите истинную правду, — сказал голос. — Только правда намного ужаснее, чем вы способны вообразить. Кроме перечисленных, Айша наложила на меня дополнительный уровень наказания. Я всегда обязан носить железную маску. Пожизненно.

— И вы не можете ее снять?

— Эта маска больше походит на шлем, прилаженный к металлическому ошейнику. Айша надела его мне на шею и заперла на висячий замок. Единственный ключ — у нее.

— Какой ужас, — сказала я и попробовала открутить пробку сосуда. Учитывая торчавшие во все стороны шипы и колючки, это было не так легко. — Я, конечно, освобожу вас, если смогу. Любой враг Айши — мой друг. Как вас зовут?

— Равиоли Цыпа, — сказал французский джинн.

К этому времени я наконец разобралась, как открыть сосуд, и, нисколько не опасаясь джинн по имени Равиоли Цыпа, вынула пробку. Несколько секунд спустя, когда рассеялся вонючий зеленый дым (который, как я понимаю, всегда образуется когда джинн проводит в заточении очень много времени), передо мной предстала жуткого вида фигура. В длинном черном кожаном одеянии, рукава которого казались чересчур длинными для его рук, в белой рубашке с высоким стоячим воротником, отчего голова тоже казалась чересчур большой, с черным ковбойским ремнем, который делал ноги чересчур короткими, и с черным шейным платком. Я немедленно заметила, что никакой железной маски на нем нет. У него были седые длинные волосы, собранные в большой «конский хвост», а на переносице — пара больших темных очков.

— Где же ваша железная маска? — Вопрос мой был, разумеется, глупым. Я уже поняла, что меня обвели вокруг пальца.

Мрачно усмехнувшись, он обнажил острые зубы, и на меня повеяло его зловонным дыханием. Господин Цыпа сказал:

— Я не ношу железную маску. Я просто всегда хожу в черном. Под цвет сердца.

— Понятно, — коротко отозвалась я, рассчитывая побыстрее откланяться и убраться восвояси.

— Ничего тебе не понятно, — сказал он, прижимая ладонь к щеке и по-кошачьи выгибая спину. — Когда Айша помещает кого-то в бутылку, она лишает его возможности обустроить там все по своему вкусу. Мне она дала кровать, стул и одну книгу из библиотеки. Одну книгу! На все годы, что я провел в этой вонючей бутылке. И знаешь, что добыла за книга?

Я пожала плечами:

— Надеюсь, длинная.

— «Человек в железной маске» Александра Дюма. — Он топнул каблуком своего маленького ботинка об землю, как капризный ребенок. — Я прочитал эту паршивую книгу раз сто, а может, и больше. Так много раз, что я теперь могу рассказывать ее наизусть — с начала до конца. — Он сложил украшенные перстнями руки на груди и на мгновение стал похож на священника. — В течение первых пяти лет заточения я твердил, что кто бы меня ни освободил, я стану его рабом навсегда. В течение следующих пяти лет я говорил себе, что уничтожу любого, кто выпустит меня из бутылки.

Господин Цыпа снова оскалился и усмехнулся, а я чуть в обморок не упала от запаха, который шел у него изо рта. Видимо, Айша не снабдила господина Цыпу зубной щеткой и пастой.

— Ну, и когда, по-твоему, ты меня освободила? Правильно. На исходе вторых пяти лет. — Он принялся нервно обкусывать ноготь на большом пальце. — На самом деле я рад, что ты девчонка, потому что джинн женского пола я ненавижу больше всего на свете. А виновата в этом Айша.

Господин Цыпа захохотал, да так страшно, что у меня мурашки по спине побежали. Глаза его замерцали, как угли, и, прежде чем я успела убежать, он уже схватил меня за руку.

— Для начала я превращу тебя в мышку, а себя — в кота. Уж очень хочется поиграть с тобой перед тем, как убить.

Я решила, что у меня нет другого выхода, кроме как встретить Равиоли Цыпу с открытым забралом. Попробую-ка и я поиграть с ним. Тут нужен блеф, как в джиннчёте.

— Мне кажется, что вы — самый глупый джинн из всех, которые мне когда-либо встречались, — с замирающим сердцем произнесла я. — Если бы мне довелось провести последние десять лет жизни, читая только «Человека в железной маске», я бы захотела в первую очередь послушать какую-нибудь новую историю. В моем списке это было бы требование номер один. Я бросилась бы слушать новую историю прежде, чем мыть уши, чистить зубы, стричь волосы и превращать в мышь какую-то невзрачную девчонку. — Я беспечно пожала плечами, хотя на самом деле ужасно боялась погибнуть. — Впрочем, не знаю, может, вы опять хотите почитать «Человека в железной маске»? Почему бы нет? Отличная книга.

— Ужасная книга! — взревел Равиоли Цыпа. — Я просто сдохну, если мне когда-либо придется читать ее снова. — Он схватил меня за плечи и повернул к себе. На меня снова повеяло заплесневелым сыром. — Ты можешь рассказать мне что-нибудь другое?

— Я ведь ребенок. Конечно, у меня в голове куча сказок и историй. Я их всю жизнь коплю. Сначала мне их читали мама с папой, потом я слушала книги на кассетах и читала все, что попадалось в местном книжном магазине и в библиотеке. Поэтому меня зовут принцесса-сказительница с Мэдисон-авеню. А Мэдисон-авеню, к вашему сведению, — главная улица всемирной столицы беллетристики, то есть Нью-Йорка. Нью-Йорк — это воплощенная сказка.

— Вот и отлично. — Господин Цыпа проглотил мою наживку! — Расскажи мне сказку. И если она окажется интересной, я не стану тебя убивать. Годится?

— Что ж, по-моему, справедливо, — сказала я. — Садитесь поудобнее.

Ужасный джинн, которого я по глупости освободила, немедленно уселся на каменную скамью между двумя кустами лаванды и в ожидании сложил руки на груди.