Онлайн книга «Дина. Дар змеи»
— Идемте, девочки! Начнем торговлю! — Если найдется кто-нибудь, кто осмелится купить хоть что-то у ведьмы Пробуждающей Совесть и ее семьи! — гневно воскликнула я. Мама улыбнулась, но не больно-то весело. — Выше нос! Будут покупатели и у нас. Почему-то люди верят, что мои зелья помогают куда лучше, чем зелья других. Моя матушка — травница хоть куда, она хорошо знает, какие растения приносят исцеление от людских хворей, но нет в этом никакого колдовства. Каждый может сварить те же самые целебные зелья, а многие так и делают. Но поскольку матушка еще и Пробуждающая Совесть, люди, ясное дело, думают, что без ведьмина колдовства тут не обошлось. На самом же деле матушка сильна лишь в том, что другим недоступно: она может заглянуть человеку в глаза, заставить его признаться в своих злодеяниях и устыдиться их. Мы распрягли Кречета и поставили повозку в один ряд с другими фургонами и лавками. — Ты не поднимешься наверх с Кречетом? — спросила я Розу. Мы оставили мужчин, то есть Каллана, Давина и его друга Пороховую Гузку чуть выше на склоне под прикрытием нескольких скал, где наши спутники разбивали палатку подальше от толчеи. Роза задумалась. — А ты не можешь сама отвести Кречета? Со всем здешним народом и прочим… Что, коли вороной взбесится? Роза была не особенно привычна к лошадям. В ее родных краях лошадей мало. До того как мы повстречались, она жила как раз в Грязном городе — в наибеднейшей и самой жалкой части города-крепости Дунарк [3] . Я кивнула: — Само собой, могу! Тебе ведь тоже надо выставить свой товар на продажу. Наверху под прикрытием скал Каллан с Давином и Пороховой Гузкой уже разбили палатку. Стоя рядом, они разглядывали ее, столь гордые делом рук своих, будто только что воздвигли дом вышиной в четыре жилья. — Да, вот так надо работать, — заявил, потирая руки, Давин. — По правде говоря, не мешает чуток отдохнуть от трудов! И он окинул меня взглядом старшего брата, означавшим: «на что годятся девчонки» или «девчонки годятся лишь на то, чтобы путаться под ногами…». Я притворилась, будто ничего не заметила, и привязала Кречета к коновязи вместе с тремя другими лошадьми — каурым мерином Каллана, соловым в яблоках конем Пороховой Гузки и моей собственной маленькой красавицей Шелковой, подаренной мне летом Хеленой Лаклан. — Вы не видали Нико? — спросила я. Каллан покачал головой: — Еще нет. Но он, верно, где-нибудь здесь! Вообще-то предполагалось, что Нико будет сопровождать нас на ярмарку. Но утром, когда мы приехали за ним, он вовсю ссорился с Местером Маунусом, да так, что брань просто вихрем кружилась над ними. Мы услышали их издалека. Голоса из дома разгоняли утреннюю тишь, а Местер Маунус кричал так громко, что каурый, стреноженный у коновязи, чуть не падал, сгибая от ужаса колени. — Ты все-таки не желаешь ничего понять, мой мальчик! Это — твой проклятый долг! — Как бы не так! Хватит с меня твоих проповедей! Я хочу… — Ты желаешь отмахнуться от него, да, я это понял! Тебе бы петь, плясать и шататься с гурьбой хмельных бондов [4] по округе. Хочешь бражничать до одури! Ведь ты этого хочешь, Местер Хмельной-в-Стельку?! — Не смей меня так называть! Нико кричал теперь так же громко, как и Местер Маунус. — Что, правда глаза колет?! — Разве нельзя мне повеселиться? Без того, чтобы ты тут же подумал: ага, он только и думает, чтобы напиться до чертиков! Ты совсем не доверяешь мне! — А есть у меня основания для этого? На несколько секунд настала тишина. Потом появился Нико с белым как мел лицом. А следом за ним сразу же вышел Местер Маунус. — А теперь успокойся, мой мальчик! Тебе нельзя ехать в таком виде на ярмарку. — Почему? — спросил Нико. — Ты все равно не слушаешь, что я говорю! Да и зачем тебе слушать меня? Я ведь всего-навсего лишь Хмельной-в-Стельку, на которого и положиться-то нельзя. — Нико! Маунус вытянул вперед руку, словно желая взять Нико за локоть. Нико не дал себя удержать. Он бросил один-единственный взгляд на Розу, на Давина, на меня, но, казалось, будто он едва видит нас. Он не произнес ни слова. Раздраженно отвязал он поводья от столбика коновязи и легко, не коснувшись стремян, метнулся кобыле на спину. Она, уже разгоряченная всем этим шумом и криками, поднялась на дыбы и, сорвавшись с места, помчалась вниз по склону не то рысью, не то галопом, вроде тех прыжков, которыми мальчишки скачут друг через друга в чехарде. Прошло совсем немного времени, прежде чем всадник и лошадь скрылись из виду. На туне [5] остался лишь Местер Маунус — вид у него был на удивление беспомощный. Он был мужчина крупный, волосы — рыжие с проседью, а брови — буйные, кустистые… Ему вовсе не подобало стоять так с пустыми руками и растерянным блуждающим взглядом. — Проклятый мальчишка! — бормотал он. — Почему он никогда не слушается? Вообще-то Нико не был мальчишкой, он был уже взрослым юношей, ему исполнилось девятнадцать… А вдобавок еще и княжеский сын… Однако же Местер Маунус был его домашним учителем все то время, что княжич взрослел, и Маунусу было трудно избавиться от привычки все за него решать. У Местера существовали свои определенные мнения о том, что Нико должно делать, а что не должно. Вот так-то дело и доходило до ссоры и брани. Местер Маунус взглянул на нас, словно теперь только впервые по-настоящему увидел. Он отер лоб рукавом своей поношенной зеленой бархатной куртки и попытался овладеть собой. — Доброе утро, девочки! — проговорил он. — Доброе утро, Давин! Как поживает ваша матушка? Он всегда задавал этот вопрос. Он питал величайшее почтение к нашей матушке, как, впрочем, и большинство других людей. Почтение или даже страх, боязнь… — Доброе утро, Местер! — ответила я. — Хорошо, спасибо! — Приятно слышать! Чем могу быть вам полезен? Мы незаметно переглянулись. После недавней ссоры Местера и Нико наше предложение вряд ли вызовет у него большой восторг. Первым собрался с духом Давин. — Мы хотим узнать, не поедете ли вы, Местер, и Нико с нами на ярмарку? — Ага, да! Да, ярмарка, Иванов день! Утреннее солнце светило ему в глаза, и он, прищурившись, нерешительно произнес: |