Онлайн книга «Дина. Дар змеи»
— А почему он преследует нас? — спросила я дрогнувшим голосом. — Потому что он сумасшедший. — И дело только в этом? — спросила я. — Для Скюгге — только в этом, — коротко ответил Сецуан, не желая больше говорить о нашем преследователе. Мы не завтракали. Да и откуда взяться завтраку? У нас не было даже воды. Остался лишь единственный приспособленный для воды сосуд — котелок для чая, который со вчерашнего вечера стоял рядом с прогоревшим костром. Я потрясла его, но плескаться в нем было нечему. — Я схожу по воду, — предложила я. — Нет, — возразил Сецуан. — Мы пойдем вместе. — Ну, а как с нашим добром? Что если он удерет, прихватив остальное? Например, одеяла. Ночами будет холодно без них. Пришлось взять их с собой. Пусть у нас оставалось не так много поклажи, но без ослика и седельных сумок было все-таки тяжело. Нам пришлось связать узлы из одеял и нести их как мешки на спине, а кружки и ложки все время звякали, ударяясь друг о друга, и упирались мне в спину, когда я шла. У Сецуана в руке был наш маленький топорик, а я несла котелок. Мы остановились у небольшого ручья и напились вволю. Потом наполнили котелок и снова двинулись в путь. А в животе у меня шел спор — урчать ему или бурчать. Холодная вода плохая замена завтраку, но если мы не найдем вора или не встретим гостеприимного крестьянина в горах, то надежды на основательное угощение придется отложить надолго. Солнце всходило. Да и тропка вела все вверх и вверх… Повороты, изгибы, извилины. И ни одного живого существа, если не считать ящериц, птиц и еще кое-кого в том же роде. Никаких похитителей ослов, ни единого гостеприимного крестьянина в горах… Не было даже коз. Только суровое жгучее солнце и скалы — еще суровее. Пыль. Терновник. Камни, камни, камни… Мои мышцы болели оттого, что дорога долго поднималась вверх по склону. Но когда мы наконец достигли вершины и смогли взглянуть на следующий отрезок пути, он был так же каменист, крут и безлюден, как тот подъем, что мы с трудом только что преодолели. «По крайней мере, теперь идти вниз», — подумала я и потерла свою злосчастную голень. Должна же она помочь в ответ на ласку. И поначалу это помогло. Но вот вместо голени у меня заныли бедра. Солнце пекло. Одежда на спине промокла насквозь, а пальцы онемели и вспотели оттого, что держали грубое шерстяное одеяло. Примерно на полпути вниз по следующему откосу одеяло выскользнуло из рук, и одежда, кружки, тарелки и ложки вывалились из узла и рассыпались по горному склону. Вдобавок, пока я пыталась спасти узел, меня угораздило уронить котелок, так что теперь мы остались без воды. Я потерла усталые глаза. Такая жара, а мы — без воды. Нехорошо! От этого можно захворать, и кто знает, когда мы в следующий раз придем к роднику или ручью. Нельзя сказать, что ручьи, родники и прохладные лесные озерца попадались здесь на каждом шагу. Сецуан не ругал меня. Он только помог собрать вещи и как следует увязать их. Но по его лицу не видно было, что он собирается идти дальше. — Так дело не пойдет, Дина, — молвил он. — Я вынужден пустить в дело флейту. — А чем она поможет? Здесь ведь ни одной живой души. — Быть может, мы здесь одни, — сказал он. — Но это неизвестно. Подожди, увидишь! Оглядевшись, он указал на заросли аконита [16] рядом с тропкой. — Сядь там! — велел он. — И сделай вид, будто тебя здесь нет! Я, поколебавшись, посмотрела на высокие сине-лиловые цветы. «Аконит! Венерин цвет, — подумала я. — Ядовитый». Но я же не собиралась есть эти цветы, мне только надо было укрыться среди них. Если получится. Они доставали мне почти до пояса, но вряд ли это было самое укромное местечко. — Ты хочешь, чтоб я спряталась там? — неуверенно спросила я. Он покачал головой. — Тебе прятаться не надо. Тебе надо только сесть и представить себе, что тебя там нет. В этом было что-то таинственное. Вполне возможно, он мог так спрятаться при ярком солнечном свете. «Сецуана видят, только когда он сам того желает», — говорила матушка. Но я-то была не Сецуан. — Просто сядь! — сказал он. — И молчи. Ну, это нетрудно. Я уселась среди цветов, и золотисто-бурые пчелы и мелкие цветочные мушки беспрепятственно сновали вокруг меня. Я не видела, как он достал флейту. И вот осталась только музыка — великая и ошеломляющая, суровая, как скала. Совсем не такая, какую он играл для меня. Теперь уже никаких роз и лошадиных морд. Теперь это был гром и трубный глас, будто сигнал, призывавший солдат к битве. «Ступай! — призывала флейта. — Слушай!» Звуки маршировали через дол длинными рядами. И мне захотелось маршировать вместе с ними. Но звуки призывали не меня, и я осталась сидеть, где сидела, окруженная кивающими мне цветами. Ничего не произошло. Никакой таинственный Скюгге не вынырнул из-за валунов. Да и вообще никто не появился. Между тем Сецуан не сдался сразу. Он играл, пока капли пота не заблестели на его лице. Но в конце концов он отнял флейту ото рта. — Может, его и вправду нет, — пробормотал он. Я медленно поднялась. От долгой неподвижности у меня затекло все тело. — Пойдем дальше? — спросила я. — Придется! Сецуан снова сунул флейту за пояс. Я собрала свой узел и закинула его за спину. Мы двинулись дальше. Он стоял на тропке перед нами, словно внезапно вырос из-под земли. Рот у него был открыт, и он переводил дух, словно раненое животное. Мое сердце подпрыгнуло, и я снова уронила узел. «Не смотри на него», — велел Сецуан. Но это было нелегко. Его вылинявшая красная рубашка была на груди мокрой от пота, его волосы, что некогда были такими же короткими и хорошо подстриженными, как у Сецуана, теперь были перемазаны глиной и золой. Так что было не разглядеть, какого они цвета, но уж не черные, как мне показалось, когда я увидела его на каштане у постоялого двора «Золотой Лебедь». Но это был он. Никакого сомнения! Даже та длинная палка была при нем. Он стоял, вцепившись в нее, непонятно — то ли чтобы опереться на нее, то ли чтобы поколотить нас. Не произнося ни слова, Сецуан поднял флейту. Глаза чужака следили за каждым его движением, но вообще-то он стоял смирно. Сецуан извлек из флейты короткую трель, словно подзывая собаку. Палка упала на землю, а этот человек — Скюгге, пожалуй, буду называть его так, — рухнул в пыль к ногам моего отца. — Местер! — прошептал он. — Местер… Сецуан, отняв флейту ото рта, глядел на коленопреклоненную фигуру. Я не понимала, о чем отец думал и что чувствовал. — Где ослик? — спросил он, и голос его был так холоден, что мне стало ужасно жалко человека на земле. Поначалу Скюгге не ответил. Вместо этого он поднял голову и посмотрел прямо на меня, и тут мне не было надобности гадать, что чувствовал он. Его глаза от ненависти превратились в узенькие щелочки. |