Книга Город Мечтающих Книг, страница 45 – Вальтер Моэрс

— Тоже псевдоним?

— Нет, это мое настоящее имя.

— А звучит как псевдоним, — упорствовал охотник.

Я остерегся ему противоречить. Повисла неприятная пауза.

— Хочешь, немного побеседуем? — спросил вдруг Хоггно так громко, что я вздрогнул.

— Что?

— Поболтаем, — предложил охотник. — Можем же мы немного поговорить. Я уже год ни с кем не разговаривал. — Его голос упал до шепота. Наверное, он и правда утратил сноровку по части общения.

— А… — протянул я. — Конечно!

Я был готов ко всему, что помогло бы снять напряжение.

— Хорошо. Э… Какое у тебя любимое оружие? — спросил Хоггно.

— Что?

— Твое любимое оружие. М-да… похоже, язык у меня несколько заржавел. Может, сам хочешь задавать вопросы?

— Нет, нет, — поспешно ответил я. — У тебя прекрасно получается. Мое любимое оружие… э… топор. — Разумеется, я солгал. Я вообще оружия не жалую.

— Ага. А ты ко мне случаем не подлизываешься? — подозрительно спросил он.

На это я предпочел вообще не отвечать: сейчас нужно тщательно взвешивать каждое слово.

— Извини, — сказал Хоггно. — Это было невежливо. Ты же просто пытаешься сделать мне приятное. Я год как… но про это я уже поминал.

Снова мучительная пауза.

— Ээээ… — издал Хоггно.

Я подался вперед.

— Ээээ…

— Да?

— Теперь я забыл, о чем хотел спросить.

— Может, ты хочешь что-нибудь про меня узнать? Профессию, откуда я родом и так далее.

Мне хотелось направить разговор в другое русло и как бы невзначай ввернуть, что я писатель. Это должно настроить его на дружеский лад. В конце концов он же живет за счет таких, как я.

— Хорошо. Какая у тебя профессия? — спросил Хоггно.

— Я писатель! — гордо козырнул я. — Из Драконгора! Моим крестным в литературе был Данцелот Слоготокарь.

— Живые писатели меня не интересуют, — фыркнул охотник. — На их книгах не заработаешь. Хороший писатель — мертвый писатель.

— Я еще ничего не опубликовал, — сник я.

— Тогда ты стоишь еще меньше. Да и вообще что ты тут делаешь, писатель без книг?

— Меня сюда затащили.

— Самая дурацкая отговорка, какую я слышал с тех пор, как оттяпал ноги Гульденбарту Мастеровому. Когда я застукал его на моей территории, он заявил, дескать у него компас сломался. Но хотя бы не соврал. Компас у него правда отказал.

Хоггно указал на компас с разбитым стеклом среди прочих трофеев у себя на поясе.

— Ты убил Гульденбарта Мастерового?

— Этого я не говорил. Я сказал, что оттяпал ему ноги. — Хоггно махнул на два сосуда, в каждом из которых плавало по ступне.

— Я не лгу, — сказал я. — Меня затащили в катакомбы. — Тут я углядел в углу кувшин с водой. — А нельзя мне немного попить?

— Нет. Воды и так мало. Кто тебя затащил?

— Некто Смайк.

— Фистомефель Смайк?

— Ты его знаешь?

— Ну да. Каждый охотник за книгами знает Смайка. Хороший клиент. Все любят Смайка.

Я натянуто улыбнулся и, чтобы сменить тему, спросил:

— Ты прочел книгу Канифолия Дождесвета?

— Ну да. Каждый охотник ее читал. Во всяком случае, те, кто умеет. Я его не люблю, но у него есть чему поучиться. — Он ткнул пальцем в алмаз на столе. — Что внутри сфинхххха сидит алмаз, до такого еще надо додуматься.

— А что охотники имеют против Дождесвета? — спросил я для поддержания разговора.

Хоггно притворился, что не слышит.

— Что ты, собственно говоря, кто такой? Ящер? — спросил он.

— Э… дракон, — ответил я и почти кожей почувствовал оценивающий взгляд из-под маски Хоггно.

— Ну и? Каковы драконы на вкус?

— То есть? — испугался я.

— Каковы вы, драконы, на вкус?

— Откуда мне знать? Я же не каннибал.

— А вот я каннибал.

— Что?

— Я всеядный, — объяснил Хоггно. — И уже целую вечность не пробовал свежатины. Только консервы и червей. — Он пренебрежительно кивнул на бутыли со свернувшейся кровью, внутренностями и копошащимися личинками. — И медузосветов. В последнее время я столько треклятых медузосветов сожрал, что сам могу в темноте светиться!

Я прикинул мои шансы на побег: не велики.

— В последнее время я тоже ел мало, — отозвался я. Может, мне удастся пробудить в нем сочувствие?

— По тебе не скажешь. Ты довольно упитанный.

— Ты не можешь меня съесть! Меня отравили. В моей кровеносной системе уйма яда.

— Тогда почему ты не мертв?

— Я… я… наверное, потому что яд только одурманивает.

— Это хорошо. И наркотиков тоже я давно не употреблял. — В голосе его не было ни тени иронии. Он имел в виду в точности то, что говорил.

У меня понемногу иссякали аргументы.

— У меня есть ценная рукопись, — сказал я. — Если отведешь меня наверх, я отдам ее тебе.

— Глупости, я просто возьму ее после того, как тебя съем, — отозвался Хоггно. — Так проще.

Больше мне ничего не шло в голову.

— Хватит болтать, — сказал Хоггно. — Теперь я вспомнил, почему никогда этого не любил. Вечно тебе голову морочат.

Встав, он снял со стены топор и провел большим пальцем в латной перчатке по острию, раздался тонкий писк затачивания.

— Будет быстро и небольно, — пообещал он. — Ну, насчет небольно не уверен, но быстро — это я гарантирую. Я же не психопат, как Ронг-Конг Кома. Я убиваю, чтобы выжить, а не ради удовольствия. Я полностью тебя переработаю. Мясо и органы съем. Лапы законсервирую и сбагрю какому-нибудь дураку-туристу. Голову засушу и продам в антикварную лавку ужасок. Снимай одежду, чтобы ее не кровавить!

Меня прошиб пот. Как же мне выиграть время? Схватку я в любом случае проиграю: он при оружии и в броне, к тому же опытный боец.

— Можно мне хотя бы глоток воды перед тем, как ты меня убьешь? — взмолился я.

Хоггно задумался.

— Нет, — сказал он, наконец. — Поскольку ты сейчас умрешь, это было бы пустой растратой.

Внезапно пронесся ветер, от которого заколыхались язычки свечей и затанцевали по стенам тени. Обернувшись ко входу, Хоггно недоуменно хрюкнул.

— Это… — начал он и, поднимая топор, замолк на середине фразы.

Свечи вдруг погасли, стало совершенно темно, если не считать крохотных алых точек на месте догорающих фитилей. В темноте я услышал шелест, точно штормовой ветер перелистнул страницы большой книги. Потом лихорадочное пыхтение. Изрыгая проклятия, Хоггно запустил куда-то топором. Пригнувшись, я опустился на корточки. Треск. Шорох, точно что-то разорвалось. Снова шелест бумаги. А потом тишина.