Книга Три княгини [= Белый шиповник ], страница 33 – Наталия Орбенина

— Погодите, — перебил гостя Семуньи, — скажите, отчего вы позволили ей уехать с этим проходимцем, почему не примчались по горячим следам, почему не увезли домой тогда, когда еще все можно было остановить?

Роев помолчал. Почему? Если бы он мог ответить на этот вопрос?

— Мне трудно объяснить вам, вы человек незнакомый. Но Надя была совершенно свободна, понимаете, свободна в своем выборе! Я слишком ее любил и уважал, я не мог вести себя как собственник, у которого похитили любимую игрушку. Она предпочла не меня, это больно, унизительно, но это ее право!

— Значит, если бы она размышляла, жить или умирать и выбрала бы смерть, вы бы тоже смирились с ее правом свободного выбора? — тихо спросил доктор.

— Не понимаю, к чему этот странный разговор, — пожал плечами Роев, — разве теперь есть выбор?

— В том-то и дело, что есть! — воскликнул доктор. — Надя умерла для Верховского, для всех, кто ее знал. Написать страшный ответ — это была ее воля. Она решила покончить со всей прежней жизнью таким образом.

— Надя жива?! — закричал Владимир, не веря своим ушам.

— Да, жива! И более того, очень скоро родится ребенок, остались считаные дни!

— Бог мой! Где она? Я должен увидеться с ней!

— Зачем?

Роев с недоумением посмотрел на собеседника, полагая, что ослышался.

— Зачем вы хотите увидеться с ней? Она заявит вам, чтобы вы оставили ее в покое, что она умерла для всех вас, что будет жить как бог на душу положит, — доктор говорил нарочито строго.

Владимир смотрел на него с возрастающим непониманием.

— Простите, я слишком волнуюсь и толком не пойму, к чему вы клоните?

— А к тому, что вы опять проявите свое надуманное благородство и предоставите ей право выбора. Принять вашу помощь или не принять? Устроить свою жизнь и жизнь ребенка или обречь на мучительную нищету и убогое существование? Уж коли вы приехали, так спасайте ее, даже против ее воли! Смотреть больно на несчастную, но я не могу стать приютом для обманутых девушек! — добавил доктор для острастки гостя.

Но Владимира не надо было уговаривать. Еще не веря в сказочный исход драмы, он двинулся вслед за Семуньи. Остановившись перед дверью, тот произнес:

— Я желаю вам удачи, мсье Роев. Помните, у вас всего несколько дней. И ничего не говорите о смерти отца. Пока нельзя волновать. Обождите тут.

Владимир приник ухом к двери. До слуха донеслось: «…русский господин… нет, не князь… спокойней… капель… капель».

Потом Семуньи вышел и буквально втолкнул Владимира в комнату. Роев, войдя, замер. Перед ним на кушетке сидела женщина. Если бы он не знал, что это Надя, то в первый момент, наверное, и не признал, так «интересное положение» и перенесенные невзгоды отразились на бедняжке. Фигура безобразно расплылась, огромный живот бессильны были скрыть складки платья. Но более всего ужаснуло Владимира выражение лица. Оно показалось ему серым, а глаза безжизненными и потухшими. Надя сидела с поникшей головой. Когда он вошел, она повернулась и в ее взоре промелькнули смешанные чувства. Она узнала его и в первую секунду обрадовалась, но в следующий миг снова наплыла пелена тоски, и она уныло протянула ему руку.

— Наденька! Надюша! Слава тебе Господи! Ты жива! Я нашел тебя! — Роев ринулся к ней и хотел обнять, но она с испугом отстранилась.

— Пожалуйста, Владимир Иванович! Осторожнее!

— Да, да, конечно! — торопливо произнес он и осторожно поцеловал ее в лоб.

Наступило молчание. Надя, казалось, совсем не радовалась приезду бывшего жениха. Владимир со смущением старался не разглядывать ее фигуру. Она поймала его взгляд.

— Вам неприятно видеть меня в таком положении?

— Помилуй бог, Надежда Васильевна! После того как я ехал по поручению вашего отца забрать ваш прах, то видеть вас живой, пусть даже в таком состоянии, для меня великое счастье!

— Отчего папа не приехал сам, а послал вас?

— Слишком уж тягостное испытание для пожилого человека.

Роев напрягся, ожидая вопроса о здоровье родителей.

— Они здоровы?

— Не совсем, Василий Никанорович сильно хворают, не мог перенести такого удара, — солгал Роев.

Губы Нади искривились, вот-вот заплачет. Владимир, памятуя наставления доктора, быстро произнес:

— Теперь, когда я нашел вас, я намерен всячески помогать вам. Вы совершенно, абсолютно во всем можете положиться на меня. Я оплачу ваше лечение и … ваши роды, — добавил он с некоторой заминкой.

— О, нет! Все это ни к чему! — Надя решительно замотала головой. — Послушайте, Владимир Иванович! Ну, как же я могу принять вашу помощь после того горя, которое я вам причинила! Я же не бесстыжая и не бессовестная особа!

— Надежда Васильевна! — Роев старался говорить как можно мягче и спокойней, — я никогда, ни одного мгновения не думал о вас в подобном роде! Мое уважение и любовь, да, да, именно любовь, остались прежними!

— Но вы не можете просто так простить меня и принять вот это! — она выпятила живот.

— Я могу простить вас, потому как всякий, даже умудренный жизненным опытом человек делает ошибки. Вы слишком молоды, вы ошиблись, поскользнулись. Позвольте подставить вам руку и уберечь от падения! А то, что касается вашего дитя…

Он замолк на секунду, принимая решение, а затем выдохнул:

— Здесь я вижу один выход. Если вы пожелаете, я снова предлагаю вам стать моей женой. Мы постараемся заключить брак как можно скорее, и родившийся ребенок будет носить имя, мое имя! Таким образом, через некоторое время мы сможем вернуться домой, и вся эта история умрет.

Надя не верила собственным ушам. Не может быть, чтобы Роев говорил искренне.

— Вы хотите сказать, что примете меня такой, какой я теперь стала, примете моего несчастного ребенка, будете растить его как своего и никогда не вспомните, что зачат он был от вашего соперника?

— Именно так я и хочу поступить! — твердо заявил Владимир, — а что касается вас, я думаю, вы остались прежней, чистой и искренней. Только сейчас вы очень одиноки, несчастны и испуганы. Доверьтесь мне, Надя, ведь вы знаете меня всю жизнь, я-то вас не обману!

— Володя, Володя! — она начала плакать, — это слишком большая жертва с вашей стороны! Как я могу отплатить вам за то, что вы приняли на себя мое бесчестье!

— Мне многого не надо! — тихо прошептал он, прикасаясь губами к ее волосам. — Люби меня!

— Разве я могу теперь кого-нибудь любить! — Надя закрыла лицо руками.

— Время лечит. Постепенно пройдет горечь унижения. Родится малыш, мы вернемся домой и будем еще счастливы, Наденька!

Доктор Семуньи, стоявший за дверями, удовлетворенно кивал головой, слыша доносившиеся плач и страстные речи.