Книга Имею скафандр - готов путешествовать!, страница 14 – Роберт Хайнлайн

Речь его была лишена всякого выражения. Он допрашивал, пока не выяснил, кто я, чем занимался, а также все остальное, что его интересовало. Он спрашивал, как я оказался там, на выгоне, почему был одет в скафандр, когда меня подобрали. По нему было непонятно, нравятся ему мои ответы или нет.

Он с трудом осмыслил, что такое «обслуживать автомат с газировкой», а когда я рассказал о конкурсе мыла «Звездный путь», сути он, кажется, так и не понял. Но я обнаружил, что тоже многого не знаю, например какова численность человечества и сколько тонн протеина мы производим ежегодно.

Спустя бесконечность он получил все, что хотел, и приказал:

— Уберите это.

Шестерки все еще ждали рядом. Жирный сглотнул и спросил:

— Вышвырнуть в космос?

Он вел себя так, будто убить меня или нет, было для него все равно, что выкинуть или сохранить обрывок веревки.

— Нет. Он глуп и неразвит, но, возможно, потом мне понадобится. Поместите его обратно в карцер.

— Да, босс.

Они выволокли меня наружу. В коридоре Толстяк сказал:

— Давай развяжем ему ноги, пусть сам идет.

— Заткнись, — отозвался Тощий.

Чибис безучастно сидела прямо за входной панелью. Я смекнул, что ее еще раз долбанули этой голубизной. Они перешагнули через нее и свалили меня на пол. Тощий вырубил меня ударом в шею. Когда я очухался, их не было, руки-ноги были свободны, а Чибис сидела рядом. Она озабоченно спросила:

— Очень плохо?

— А то, — согласился я, и меня всего передернуло. — Чувствую себя лет на девяносто.

— Не стоило тебе на него смотреть, особенно в глаза. Отдохни немного, полегчает. — Она взглянула на часы. — Через сорок пять минут посадка. До тех пор о тебе не вспомнят.

— Что? — я сел. — Я пробыл там всего час?

— Даже меньше. А кажется, что вечность. По себе знаю.

— Надо же, как выжатый лимон… — я нахмурился, припоминая. — Чибис, когда они пришли за мной, я ничего не боялся. Я собирался потребовать, чтобы меня освободили, чтобы объяснили. Но ему я так и не задал ни одного вопроса, ни одного.

— И никогда не задашь. Я пробовала. Но сила воли просто уходит из тебя. Как у кролика перед удавом.

— Да.

— Кип, теперь ты понимаешь, почему я должна была использовать малейший шанс, чтобы убежать? Ты, кажется, не поверил моему рассказу; теперь веришь?

— Теперь верю.

— Спасибо. Я всегда говорила, что у меня есть гордость, и мне наплевать, что люди подумают, но на самом деле это не так. Мне нужно было вернуться к папе и рассказать ему… потому что он единственный во всем белом свете, кто мне бы поверил, как бы по-идиотски это ни звучало.

— Понимаю. Думаю, что понимаю. И все же, как ты оказалась в Кентервиле?

— Кентервиле?

— Там, где я живу. Где «Майский жук» вызывал «Чибиса».

— Да я не собиралась туда лететь. Я собиралась приземлиться в Нью-Джерси, лучше всего в Принстоне, потому что хотела отыскать папу.

— Да, ты чуток промахнулась.

— Думаешь, ты смог бы лучше? Ведь почти вышло, но все было против меня. Эти корабли не так трудно вести; просто нацеливаешься и летишь, не нужно мудрить, как в наших космических кораблях. И Мамми мне помогала. Но пришлось тормозить в атмосфере, делать поправку на вращение Земли, а тут я не очень сильна. Вот и вышло, что мы залетели слишком далеко на запад, а они гнались за мной, я растерялась… а потом услышала тебя на служебной частоте и решила, что все правильно — что я выбралась, — она развела руками. — Прости меня, Кип.

— Ладно, хорошо, что вообще села. Говорят, удачная посадка — это та, с которой ушел на своих ногах.

— Прости, что я тебя впутала в это дело.

— Ну… насчет этого не волнуйся. Не меня, так кого-нибудь другого. Чибис… что ему нужно?

— Имеешь в виду — им?

— Им? Не думаю, что те двое что-нибудь значат. Главный-то он.

— Я не говорю про Тима и Джока — они люди, хоть и подонки. Я имею в виду их — его и таких, как он.

Причины для разжижения мозгов, конечно, имелись: меня трижды нокаутировали, я не спал ночь, и вообще такие передряги не каждый день случаются. Но пока Чибис не поправила меня, мне и в голову не приходило, что таких, как он, могло быть много — а ведь и его одного было более чем достаточно.

Но если есть один, то должны быть и тысячи — а возможно, миллионы и миллиарды. Я почувствовал, как у меня сердце уходит в пятки — и еще ниже.

— Ты видела и других?

— Нет. Только его. Но Мамми мне говорила.

— Ничего себе! Чибис, что они задумали?

— Не въехал? Они готовят вторжение.

Расстегнутый воротник начал меня душить.

— Как это?

— Не знаю.

— Ты хочешь сказать, что они нас перебьют и захватят Землю?

Она замялась.

— Это еще куда ни шло.

— Э-э… поработят нас?

— Теплее. Кип… думаю, они питаются мясом.

Я сглотнул.

— Веселенькие у тебя, малявка, мысли.

— Мне, думаешь, нравится? Поэтому я и хотела все папе сказать.

Ответить было нечего.

Древний, древний страх о судьбах человечества. Папа пересказывал мне детские воспоминания о радиопостановках про нашествие марсиан — это были чистые выдумки, но они повергали людей в панику. {17} Теперь люди в это не верят; после того как мы высадились на Луне, облетели Марс и Венеру, все, кажется, уверились, что жизни в космосе нет.

И вот она, перед глазами.

— Чибис, они марсиане? Или с Венеры?

Она покачала головой.

— Они издалека. Мамми пыталась объяснить, но я не поняла ее.

— Но хоть из Солнечной системы?

— Именно этого я и не поняла. И да, и нет.

— Так не бывает!

— Ну и спроси ее сам.

— С удовольствием. — Я замялся, но потом выпалил: — Мне плевать, откуда они — мы их покрошим, не глядя… не взирая на них!

— Хорошо бы!

— А ты подумай сама. Если их корабли и есть летающие тарелки (настоящие, а не метеозонды), то они уже сколько лет следят за нами. Следовательно, в себе они не уверены, хотя и выглядят так устрашающе, что от их взгляда молоко скисает. Иначе они бы просто вторглись на Землю, и всех бы освежевали. Но они этого не сделали. Это значит, что победить мы можем — если с умом возьмемся за дело.