Книга Доктор Смерть, страница 34 – Виктория Дьякова

— Доктор Геббельс назвал бы твои рассуждения упадническими, парализующими волю нации, — улыбнулся Ральф.

— Я бы и сама хотела, чтобы они оказались далеки от истины. Для меня иметь дело с большевиками, это еще хуже, чем даже с Мюллером. С моими убеждениями мне прямая дорога в Сибирь, я не сомневаюсь.

— Я полагаю, тебе не стоит задумываться об этом, — возразил Фелькерзам. — Как бы ни сложилась обстановка, Вальтер наверняка сделает все, чтобы ты с ними никогда не встретилась. С него достаточно наших недавних приключений под Кенигсбергом, когда мы оба едва не угодили в плен.

— В этом наши с ним желания совпадают. Да и не только в этом.

Посещение Аушвица назначили на следующий день, на двенадцать часов. Комендант лагеря был предупрежден заранее. В сопровождение Маренн и Ральфу гауляйтер выделил личного адъютанта, штурмбаннфюрера Дилля — того самого, который в приемной подавал Маренн плащ. Он оказался весьма приятным молодым человеком, разносторонне образованным и всю дорогу до Аушвица рассказывал о увлечении живописью, расхваливал французских импрессионистов, восхищался Сертом и Дали. Маренн поддерживала разговор довольно холодно. Не потому что не чувствовала к Диллю симпатии — симпатии не было, конечно, да и антипатии тоже. Просто тема слишком близка. Когда-то в Париже она знала Серта, общалась с ним в салоне его будущей жены Миси, близкой подруга Коко Шанель, прозванной «пожирательницей гениев», она знала, что он был увлечен сю, и, написав по памяти ее портрет, который висел у пес в доме в Версале, не упустил ни одной, мельчайшей детали — так хорошо он помнил ее, сердцем, всей душой.

Если Ральф фон Фелькерзам знал, кем она была на самом деле, то штурмбаннфюреру Диллю, с которым знакома всего несколько часов, даже и сомнений иметь не полагалось. А американка Ким Сэтерлэнд — откуда ей знать великого испанца Хосе-Мария Серта? Ведь это Мари Бонапарт знала его, а Ким Сэтерлэнд спокойно проживала в это время у себя в Чикаго.

— Кажется, мы подъезжаем, — произнес Ральф, нарушив молчание, которое хранил до сих пор.

Впрочем, догадаться нетрудно. Черные трубы печей Аушвица дымили во всю мощь. Дым растворялся в серых облаках. В лагере играла бодрая музыка.

— Надо заметить, здесь весело, — продолжил Фелькерзам, обращаясь к Диллю, сидящему рядом с шофером. — Даже не ожидал.

Тот только пожал плечами. Маренн, откинувшись на спинку заднего сидения, курила, стряхивая пепел в полуоткрытое окно. Она очень сомневалась, что их ждет какой-то приятный сюрприз. Скорее, наоборот. Но старалась отогнать тревогу.

Машина въехала на территорию лагеря. Навстречу из здания комендатуры выбежало лагерное начальство. Штурмбаннфюрер Дилль вышел из машины и открыл дверцу Маренн. Вслед за ней вышел Фелькерзам и встал рядом. Адъютант гауляйтора подошел к коменданту.

— Специальный уполномоченный рейхсфюрера СС желает осмотреть лагерь. Вас предупредили вчера, — сказал он, протягивая документы. — Вот предписание гауляйтера и согласование Главного Управления лагерей, завизировано группенфюрером СС Мюллером.

— Гауптштурмфюрер Бер, — высокий эсэсовец, стоявший впереди, сделал шаг по направлению к Фелькерзаму, — комендант лагеря и начальник местного гарнизона СС. Мы очень рады вашему приезду и готовы показать все, что интересует.

— Я прошу прощения, гауптштурмфюрер, — произнесла Маренн, — но специальный уполномоченный рейхсфюрера — это я, — и заметив недоумение, выразившееся во взгляде гауптштурмфюрера, добавила: — По медицинской части. И осмотреть я намереваюсь медицинский блок.

— Я приношу свои извинения, госпожа оберштурмбаннфюрер, — Бер ясно смутился, но быстро взял себя в руки. — Хочу заметить, у нас недавно посещала комиссия из Берлина, все было в полном порядке. Могу ли я спросить, возникли какие-то осложнения?

— Нет, по той проверке к вам претензий нет, — ответила Маренн. — Меня интересует не расход медикаментов, а условия содержания узников, которые имеют заболевания. Кроме того, я хотела бы знать о квалификации медицинского персонала, который оказывает узникам помощь, если они заболеют. И как я сказала, хотела бы осмотреть непосредственно больницу.

— Понятно. Будем рады ответить на все ваши вопросы, — Бер лихо щелкнул каблуками. — Прошу в мой кабинет, — пригласил он.

— Благодарю, — кивнула Маренн и поинтересовалась: — А что это за музыка, у вас сегодня концерт? Кто выступает? И не рано ли? Днем заключенные должны работать.

— Никак нет, госпожа оберштурмбаннфюрер, — отрапортовал комендант. — Мы прекрасно знаем все правила и следуем им безукоснительно. Это у нас, как бы выразиться, — он наморщил нос, — небольшая демонстрация, знаете ли…

— Демонстрация? — Маренн удивленно покачала головой. — Позвольте узнать, политическая?

— Никак нет, в качестве воспитания, так сказать…

— Что ж, тогда с кабинетами подождем, — решила она. — Покажите. Как вы считаете, штурмбаннфюрер? — обратилась она к Ральфу.

— Посмотрим, это любопытно, — согласился он.

— Тогда прошу за мной, — любезно пригласил комендант. — Вы получите удовольствие. Зрелище весьма впечатляющее. Это изобретение нашего начальника политического отдела, штурмфюрера Гофмана, действует безотказно.

— Я представляю, — шепнул Маренн Фелькерзам, — сказки Гофмана в декорации Аушвица. Этакий крошка Цахес на помосте перед газовой камерой.

Она кивнула. Вслед за комендантом они прошли между бараками на основной плац.

— А Бруннера-то нет, — также шепотом сказала она Ральфу, указывая на свиту коменданта. — Во всяком случае, встречать пас он не вышел.

— Наверное, очень занят, — предположил Фелькерзам. — Или считает ниже собственного достоинства. Или…

Он не договорил. На плацу в самом центре площади они увидели деревянный помост, в самом деле напоминающий эшафот. На нем стояла голая истощенная женщина с плакатом на груди: «Я все отдала мужчине». Рядом играл оркестр, составленный из заключенных, а мимо эшафота, построенные покомандно, проходили узники, подгоняемые надзирателями. Эсэсовцы с овчарками окружали плац. Время от времени старший из надзирателей выталкивал в центр площади кого-то из заключенных. Эсэсовцы образовывали вокруг него цепь и начинали травить собаками.

— Забавное зрелище, — не удержавшись, Фелькерзам присвистнул, наблюдая эту картину. — И чему таким образом вы хотите научить заключенных? — обратился он к коменданту, прикуривая сигарету.

— Дисциплине, господин штурмбаннфюрер, — бодро ответил тот.

— Похвально. Чем же провинилась эта дама на помосте?

— Тайком встречалась со своим женихом.

— С женихом? — Фелькерзам удивленно взглянул на Маренн. — Я вижу, здесь просто проходной двор.

— Никак нет, — комендант смутился. — Он тоже заключенный, политический, содержится здесь же. Вообще, — поспешно добавил он, — это образцовая команда. Ею руководит молодая энергичная сотрудница. Сейчас ее вызовут. Она доложит все подробности.