Онлайн книга «Любовь сладка, любовь безумна»
Джинни потеряла дар речи. Дом оказался довольно большим, выстроенным в испанском стиле. Газоны и клумбы буйно заросли сорняком и травой. Широкие каменные ступеньки вели на крытую веранду, огибавшую весь дом. Слева в загоне паслось стадо коз, куры, бегавшие повсюду, громко хлопали крыльями, удирая из-под колес фургона. Пако, приложив ко рту сложенные ковшиком ладони, громко позвал: — Эй? Где ты, старик? Вы что тут, померли все? — Я уже люблю все-все, — пробормотала Джинни. — Неужели это место и вправду мое? Пако, козы — можно будет достать малышу молоко. Не ожидала… Она резко оборвала себя на полуслове при виде бегущей навстречу девушки в широкой красной юбке, развевающейся вокруг обнаженных стройных щиколоток. — Эстебан! Любимый, ты приехал наконец! Я так скучала! Она внезапно остановилась как вкопанная и, приложив руку козырьком к глазам, начала всматриваться в тележку. — О Господи, — тихо застонал Пако, — поверь, Джинни, я этого не ожидал! Только не лезь в бутылку, я сам все устрою. — О, это вы, — угрюмо пробормотала девушка, — Я думала… Пако услышал приглушенное яростное восклицание Джинни и поморщился. — Послушай, Джинни, — начал он, но понял, что уговоры бесполезны. Джинни бесцеремонно пихнула ему на руки младенца и, спрыгнув на землю, оказалась лицом к лицу с Консепсьон, стоявшей с раскрытым от изумления ртом. — Что ты здесь делаешь? — набросилась на нее Джинни, вне себя от бешенства. Девушка презрительно оглядела соперницу. Она выглядела такой красивой, такой уверенной в себе — словом, роза в полном цвету под ярким солнцем. Решив игнорировать Джинни, она взглянула поверх ее головы на Пако: — Пако, кто эта женщина, которую ты привез сюда? Какая наглая особа! — Это уж слишком! Если кто наглый, так это ты! Немедленно убирайся из моего дома, пока я не рассердилась по-настоящему! Топнув ногой, Джинни стащила шаль с головы, швырнула в сторону. В эту минуту она напомнила Пако разъяренную фурию со своими сверкающими на солнце волосами. Глаза сужены, как у злобной кошки. Консепсьон! Здесь, в ее собственном доме, ждет ее мужа… Ошеломленное выражение лица Консепсьон медленно сменилось гневом: она наконец узнала Джинни. — Ты! Как ты смеешь являться сюда?! Предательница! Французская подстилка! Сама убирайся, да побыстрее. Когда Эстебан увидит тебя, убьет на месте, если я не сделаю этого раньше! — Детка, это ты постарайся, чтоб я больше не видела твоей грязной физиономии, или, клянусь, тебе не жить. Все гнусные ругательства, выученные Джинни во время скитаний, немедленно пришли на ум. Она крепче уперлась ногами в землю и предостерегающе взглянула на Консепсьон. Но тут какой-то сердитый старик появился на ступеньках, тупо глядя на женщин. — Матерь Божья — гринго! — пробормотал он и перекрестился. Консепсьон и Джинни были так заняты перебранкой, осыпая друг друга оскорблениями, что Пако, наконец-то придя в себя, спрыгнул на землю и, взбежав по ступенькам, отдал младенца Сальвадору. — Возьми его, старик, да побыстрее, иначе здесь и вправду произойдет убийство. — Еще смеешь являться к моему мужчине! — вопила Консепсьон. — В чьих объятиях он спал в свою брачную ночь, шлюха проклятая? В чьих глазах искал утешения, когда французские солдаты мучили его, а ты смеялась со своим жирным любовником?! — Грязная тварь, — прошипела Джинни. — Мой муж пользовался тобой, когда ты сама предлагала ему себя, а получше ничего не было! Не забывай, он на мне женился. — Женился, да только спал со мной! Не волнуйся, шлюха, я позабочусь о том, чтобы он как можно скорее добился признания этого брака недействительным — по крайней мере хоть не будет бояться, что получит французский нож в спину! — И нож в твое черное сердце, ведьма проклятая, именно это ты заработаешь, если не унесешь ноги с моей земли! Пако ринулся между женщинами как раз в тот момент, когда они начали наступать друг на друга. — Ради Бога, — заорал он, — вы никак спятили! Давайте вести себя как воспитанные люди! Или нравится развлекать зрителей? И действительно, из зарослей появилось несколько мужчин, с любопытством глядевших на происходящее. Консепсьон и Джинни одновременно разразились криками, не уступая друг другу в красочности эпитетов. Бедняга Пако не знал, что делать. Ни одна не обращала на него внимания, и, к ужасу Дэвиса, Консепсьон выхватила нож: длинное лезвие зловеще блеснуло на солнце. Не успел он опомниться, как Джинни подняла юбку и отстегнула кинжал, привязанный к бедру. Господи, откуда у нее такие привычки? Пеоны явно не собирались вмешиваться, довольные неожиданным развлечением, поинтереснее петушиных боев, и даже начали заключать пари на победительницу. Последовало короткое затишье; соперницы мерили друг друга злобными взглядами. Наконец Консепсьон решила пойти в атаку. Ощерившись, она с приглушенным ругательством рванулась вперед; блеск клинка отразился в глазах Джинни, почти ослепив ее. Лишь приобретенный в скитаниях инстинкт заставил ее развернуться и броситься всем телом на Консепсьон. Левая рука Джинни резко дернулась — нож вылетел из онемевших пальцев цыганки, она начала падать, но соперница вцепилась ей в руки, наклонилась и одним движением подсекла ноги Консепсьон. Та мешком свалилась на землю. Не успела она опомниться, как Джинни уже стояла над ней на одном колене, держа у горла кинжал; другое колено с силой упиралось в живот Консепсьон. — Пошевелись только, и я с радостью перережу твою злобную, лживую глотку, — процедила сквозь зубы Джинни. Консепсьон сквозь удары сердца, громко отдававшиеся в ушах, со стыдом слышала издевательские реплики мужчин, восхищавшихся соперницей. — Я никогда его не отдам! — вызывающе всхлипнула она. — Даже если уйду, он все равно найдет меня, а тебя бросит, бросит… если только не убьет раньше за все, что ты сделала! — В таком случае, сука, может, сначала следует прикончить тебя и скормить стервятникам?! В глазах Джинни Консепсьон прочла беспощадную решимость и дико завопила: — Эта женщина сошла с ума! Она убьет меня! — Может, немножко разукрасить тебе личико?! Тогда чужие мужья не будут обращать внимания на такую мразь, как ты! — Нет! Нет! Пако, помоги мне! Пако не мог поверить, что эта взбешенная ведьма, которая так спокойно собирается изуродовать человека на всю жизнь, — Джинни, давно и хорошо знакомая Джинни! — Джинни, черт побери, ты слишком далеко заходишь! |