Книга Математика любви, страница 106 – Эмма Дарвин

Querido, мы достаточно страдали, ты и я. Теперь мы должны принять милость, которую явил нам Господь. Здесь я обрела покой и, судя по тому, что рассказала мне твоя подруга, могу надеяться, что и ты обрел покой в этом мире. Я молюсь за тебя и за нашего ребенка каждый день, и всегда молилась. Теперь я до конца дней своих могу возносить Ему благодарность за то, что Он ответил мне.

Ad majorem Deigloriam [54] . Сестра Андони

Я попытался еще раз прочесть письмо Каталины, но строчки расплывались у меня перед глазами. Прошло много лет с тех пор, как я плакал в последний раз, но сейчас, по прошествии столь долгого времени, я позволил печалям и горестям, прежним и новым, захлестнуть меня…

Я наконец оторвал голову от колен. Эмоции, охватившие меня, оказались настолько сильными, что я с удивлением убедился, что островок Санта-Клара по-прежнему виднеется в заливе, что волны все также накатывают на песок у моих ног и что скалы, как часовые, охраняют берег, на котором мы сидели. Ветер был свежим, но я не чувствовал холода, а лишь подставил ему щеку, как это делают моряки. Я явил свою печаль равнодушным небесам и морскому простору и обнаружил, что она уменьшилась, как будто время, свет и движение волн сгладили острые углы моей тоски, спрятав ее в самый дальний уголок моей души. Она не исчезла, просто замерла, и прикосновение к ней вызывало в моей душе не боль, а лишь воспоминания.

Когда я снова поднял голову, оказалось, что Люси уже не рисует, а смотрит на меня. Я встретился с ней взглядом. Она смущенно отвела глаза в сторону и снова взялась за карандаш, рисуя мула, запряженного в повозку. Я и не заметил, когда появились двое крестьян, которые загрузили в тележку плавник, прибитый к берегу. Спустя несколько мгновений Люси прекратила рисовать, поднялась и подошла ко мне.

– Стивен, дорогой! – Опустившись на песок рядом со мной, она продолжила, быстро и торопливо: – Я могу чем-нибудь помочь вам? Вы хотите, чтобы я вернулась обратно в гостиницу? Или даже в Англию?

Я ничего не ответил. Она заколебалась, но потом сказала, теребя в руках свой альбом:

– Я… Она сказала, что ничего не имеет против… Я подумала, что Идое понравится…

Она нарисовала Каталину.

Я лишь подивился тому, что не мог вспомнить лицо своей любимой. Даже в белом облачении, обрамлявшем ее лицо, даже с темной накидкой, скрывавшей ее роскошные черные волосы, я узнал бы ее среди тысячи других! Хотя понадобилось бы много слов, чтобы описать то, что я разглядел в ее портрете за долю секунды. Ее блестящие черные глаза и полные темные губы, которые я целовал, о которых мечтал и плакал. Но вокруг глаз и рта появились морщинки, которых я не помнил. Ее высокие, резко очерченные скулы стали заметнее на щеках, которые больше не были гладкими и пухлыми. Она выглядела старше, как и я, о чем мне говорило зеркало, когда я смотрелся в него, бреясь по утрам, и уже ничем не отличалась от настоящей монахини.

– Я могу сделать копию для Идои, если вы захотите оставить этот рисунок себе, – сказала Люси спустя долгое время, и мне почудился в ее голосе страх, как если бы ее предложение или мой ответ на него имели для нее очень большое значение.

– Нет, – прошептал я, – рисунок очень красив, и пусть он останется у Идои.

Мне показалось, что она испытала облегчение. Спустя мгновение она спросила:

– Итак, теперь все, что нам осталось, это съездить в Бильбао?

– Полагаю, вы правы. – Я поднялся. – Пусть даже я никогда более не увижу Каталину, но, по крайней мере, могу убедиться, что с ее дочерью все в порядке. Вы поедете со мной?

Она взяла меня за руку, встала, улыбнулась, и мы направились в город.

Тео тоже услышал Сесила. Он приподнял голову, прищурившись, огляделся по сторонам, словно никак не мог очнуться ото сна, откатился в сторону, и я села на постели, закрывая руками грудь.

– Что случилось, Сие? Тебе больно?

– Я не могу найти дядю Рея. Я проснулся. В микроавтобусе. У меня болит рука.

– Почему ты не пошел в дом?

Он покачал головой. Глаза на его лице выглядели огромными.

– Там может быть она. Я хотел найти тебя.

Я пошарила рукой вокруг себя, отыскивая топик. Тео сел и натянул брюки. Я почувствовала его запах, на себе и на нем, и ощутила, как по ногам у меня потекла его влага и моя тоже. Потом он подошел к выключателю и щелкнул им, но тот, разумеется, не работал. Тео негромко выругался на каком-то непонятном языке.

– Анна, хочешь, я пойду посмотрю, что там случилось? Судя по тому, как он это сказал, я вполне могла положиться на него. И все было бы в порядке. Пусть кто-нибудь другой занимается такими вещами. Но я не могла оставаться в стороне. Сесил был членом семьи, и я должна знать, что стряслось. И никто не мог сделать это вместо меня. Я присела рядом с ним на корточки.

– Сесил, можешь побыть здесь? Это дом Тео. Тео мой друг. Здесь ты будешь в безопасности.

Тео уже надевал туфли. Сесил снова покачал головой. Его трясло.

– Послушай, – уговаривала его я, – ты должен лежать в постели. – Я бросила взгляд на Тео, и тот кивнул. – Давай ты приляжешь здесь, а мы сходим туда и посмотрим, что случилось. Мы пойдем и разыщем дядю Рея. – Сесил нахмурился. Я протянула ему руку. – Пойдем, сам увидишь. Кровать большая и мягкая. Для тебя вполне хватит места.

После непродолжительных уговоров он позволил уложить себя в постель. Я подоткнула с боков одеяло, а он обнял мой свитер, словно мягкую игрушку. Я пообещала ему вернуться как можно скорее.

Даже снаружи воздух был спертым и душным, в нем ощущался едкий запах сожженной стерни. Мне показалось, что я слышу треск пламени, медлительный и неторопливый, как оно и бывает с таким огнем, как будто он не старается разгореться вовсю.

Когда мы подошли к Холлу, я увидела темно-золотистый луч света, падавший из открытых дверей, дрожавший на каменных ступенях портика и едва достигавший лужайки. Мы пошли к нему по траве, осторожно ступая и не разговаривая друг с другом. Луч фонаря Тео был ярким, острым и серебристым. Когда мы поднялись на первую ступеньку, он скрестился с золотистым лучиком, падавшим из дверей, и я увидела, как Тео положил пальцы на кнопку фонаря, но потом решил не выключать его.

Изнутри послышался шум падения. Золотой лучик рассеялся и погас.

Я вдруг оказалась прижатой к колонне. Я вдыхала резковатый запах старого камня. Затылком чувствовала жаркое дыхание Тео, и сердца наши бились громко и неровно, с перебоями, словно сталкиваясь друг с другом. Я ничего не видела, потому что Тео обхватил меня руками.

Он прошептал:

– Ты как, в порядке?

Я кивнула в ответ, оцарапав щеку о камень. Он оторвался от меня.

– Ш-ш! Оставайся на месте.

Но я не могла. Сердце замедлило свой бешеный ритм, я оттолкнулась от колонны и последовала за Тео. Я оказалась у него за плечом как раз в тот момент, когда он шагнул через порог.